Комиссар поискал в небе чайку, исполнявшую сегодня роль жандарма-мономана. И тут же нашел ее – она как раз устраивала разнос какой-то девчонке, которая, забыв о своих прямых обязанностях, боролась с встречным ветром. Потом она рванула к другой остолопке, пролетавшей на бреющем полете над грязной водой. Чайка-легавый орала не переставая, и его мысль-легавый, такая же мономанка, металась у него в голове туда-сюда и визжала: «Ведь есть же кость в свином пятачке, ведь есть же кость в кошачьем пенисе».
Эти свежие знания очень занимали Адамберга, пока он брел вдоль темно-зеленой беспокойной реки. Мало кто, наверное, знает, что в кошачьем пенисе есть кость. А как она называется? Поди знай. Какой она формы? Поди знай. Наверное, что-то необычное, вроде пятачковой кости. Должно быть, ее первооткрыватели гадали, как вклинить свою находку в гигантский пазл природы. Пристроить к голове какого-нибудь зверя? Может, ее делали предметом культа, как клык нарвала, водруженный на лоб единорога? Человек, вынувший кость из Нарцисса, был мастером своего дела. А вдруг он хотел просто пополнить свою коллекцию? Собирают же ракушки? Ради их красоты? Редкости? В качестве талисмана? Вспомнив урок, преподанный им сыну, Адамберг вынул мобильник и набрал Данглара.
– Капитан, на что похожа кость из кошачьего пениса? Она красивая? Гармоничная?
– Не особенно. Немножко странная, как все половые косточки.
«Все половые косточки?» – повторил про себя Адамберг, растерявшись при мысли, что некоторые детали человеческой анатомии тоже могли ускользнуть от его внимания. Он слышал, как Данглар печатал что-то на компьютере, возможно, протокол их экспедиции в Оппортюн, – он явно позвонил не вовремя.
– Боже мой, – сказал Данглар, – не можем же мы всю жизнь провести за разговорами об этом треклятом коте? Даже если его звали Нарцисс.
– Еще минутку. Меня это нервирует.
– А котов – нет. Им, напротив, это облегчает жизнь.
– Я не про то. Почему вы говорите – все половые косточки?
Сдавшись, Данглар оторвался от компьютера. По крику чаек в телефоне он тут же догадался, где именно шляется комиссар и в каком состоянии он пребывает – речной ветер по сравнению с ним был сама невозмутимость.
– Как все половые косточки плотоядных, – уточнил он, чеканя слова, словно втолковывая урок двоечнику. – У всех плотоядных есть такая косточка, – добавил он, чтобы урок усвоился лучше. – У ластоногих, кошачьих, виверровых, хорьковых и так далее.
– Данглар, я теряюсь.
– У всех плотоядных. У моржей, генет, барсуков, куниц, медведей, львов и т.д.
– А почему мы этого не знаем? – спросил Адамберг, шокированный собственным невежеством. – И почему вдруг у плотоядных?
– Так природа захотела. А она, дама справедливая, слегка подсобила хищникам. Их немного, и им приходится прикладывать много усилий, чтобы размножиться и выжить.
– И что же в ней такого странного?
– Она уникальна тем, что не подчиняется никаким законам симметрии, ни билатеральной, ни осевой. Она кривая, слегка закрученная, сустава нет ни снизу, ни сверху, зато на дистальной оконечности имеется небольшая выемка.
– Где-где?
– На кончике.
– По-вашему, она такая же странная, как пятачковая?
– Если угодно. Поскольку в человеческом теле ей нет аналога, обнаружение половой косточки медведя или моржа повергало средневекового человека в недоумение. Как и вас.
– Почему моржа или медведя?
– Потому что она у них большая и ее, следовательно, легче найти. В лесу, на берегу. Но про кошачью половую косточку знали еще меньше. Это же несъедобное животное, и его скелет плохо изучен.
– Но свинину-то едят. А про пятачковую кость никто не знает.
– Потому что она утоплена в хрящах.
– Не думаете ли вы, капитан, что тип, укравший половую косточку Нарцисса, собирает коллекцию?
– Понятия не имею.
– Сформулирую иначе: не считаете ли вы, что эта кость для кого-то может представлять ценность?
Данглар что-то буркнул в ответ – свидетельство того, что он либо в этом сомневался, либо просто устал.
– Все загадочное и редкое может иметь какую-то ценность. Собирают же некоторые гальку в реках. Или отрубают рога у оленя. Мы недалеко ушли от мракобесия. В этом наше величие и беда.
– Моя галька вам не по душе?
– Меня беспокоит, что вы выбрали камешек с черной полосой посередине.
– Потому что у вас лоб пересекает морщина стресса.
– Вы к коллоквиуму вернетесь?
– Видите, как вы переживаете. Конечно, вернусь.
Адамберг поднялся по каменным ступенькам, засунув руки в карманы. Данглар был недалек от истины. Чего, собственно, он добивался, собирая камешки? Какую ценность они представляли для него, вольнодумца, чуждого всякого суеверия? О боге он думал только в те мгновения, когда сам чувствовал себя богом. Это с ним редко случалось, разве что в сильную грозу, по возможности ночью. Тогда он начинал повелевать небом, направлял молнии, руководил бурными потоками и настраивал музыку потопа. Мимолетные волнующие выплески будили в нем мужскую мощь, иногда очень кстати. Адамберг внезапно замер посреди дороги. Мужская мощь. Кот. Кость в пятачке. Рака с мощами. Стая мыслей послушно влетела в вольер.

XXXII

Адамберг молча пересек Зал соборов, когда там уже расставляли стулья для шестичасового коллоквиума. Данглар мельком взглянул на комиссара и по блеску, который, подобно расплавленной материи, перекатывался у него под кожей, понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
– Что происходит? – спросил Вейренк.
– Он поймал идею из воздуха, в стае чаек. Птичья какашка, упавшая сверху, взмах крыла между небом и землей.
Вейренк, посмотрев на Адамберга, восхищенно покачал головой, и на секунду подозрения Данглара рассеялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100