Петруша по характеру хотя и казался спокойнее и тише брата, и даже почитать лёгкий жанр любил, но в деле он был куда опаснее Илюши. Если Илюша был зверь, то Петрушу можно было назвать не иначе, как прислужником дьявола. Петруша был не просто палачом, – а усидчивым, вдумчивым палачом, который, казалось, жаждал испить крови своих жертв…


* * *

По лестнице тяжело забухали сапоги. Дверь в мансарду приоткрылась беззвучно. Заглянул жандармский унтер-офицер.
– Слышь, Петруша! Подымайся. К тебе генерал приехали.
Петруша скосил глаз на вошедшего.
– Стучаться надоть, когда входишь, – проворчал он.
Жандарм не ответил. Выходя, он подвигал дверью туда-сюда: странно, петли не скрипели. Хотя в этом доме скрипело почти всё: половицы, двери, стены…
Жандарм тут же вспомнил, что и лестница в мансарду, – хлипкая, деревянная, – тоже ни разу не скрипнула под ним.
– Чего смотришь? – спросил Петруша, садясь на постели и почёсывая под рубахой волосатую грудь. – Смазал я петли. Скрипа не люблю…
Жандарм вышел. Снова раздались шаги. Дверь опять открылась.
– Стучаться, говорю, надо! – крикнул Петруша.
Вошёл Комаров.
– Стучаться? – Комаров удивлённо огляделся. – Это верно, Петруша: гости стучаться должны. Извини, брат.
Петруша глянул на Комарова исподлобья:
– Мой брат во сырой земле, ваше бродие. А ты мне и не брат, и не сват.
– Ну ладно, не ворчи, – отозвался Комаров.
Стула в комнате не было, а стоять было неловко. Комаров выглянул на лестницу, сказал жандарму:
– Принеси-ка, братец, стул из гостиной.
Петруша зевнул и снова лёг.
Когда принесли стул и Комаров уселся, Петруша спросил:
– Зачем пожаловал? Али дело есть?
– Нет, дел пока особых нет. А приехал – так, проведать.
– Ну да!.. – насмешливо проговорил Петруша. – Ска-азывай…
Комаров не ответил. Ему было неловко и неуютно сидеть посреди голой комнаты. Сразу вспомнился Нечаев с его шуточками. Комаров брезгливо стряхнул несуществующую пылинку с колена.
Петруша следил за ним неодобрительным взглядом.
Потом спросил:
– Про душегубцев вызнали?
– Это про каких душегубцев? – насторожился Комаров.
– Известно, каких… Которые моего брата, как кошонка какого, на воротах подвесили.
– А, ты про террористов… Нет, брат: они сейчас, верно, в бега ударились. В Питере затишье…
А сам подумал: «Хорошее затишье… В „Астории” вон рвануло…»
Петруша сосредоточенно молчал.
– И ты отдыхай пока. К осени явятся они – бомбы метать, тут-то мы их и сцапаем…
Петруша сел, поджав ноги:
– Да ты, ваш бродие, и не искал их, вот что.
Комаров слегка опешил.
– Что ты говоришь, Петруша? Искали. Свидетели их опознали по карточкам. Двое их было, один – морской офицер, другой нам неизвестен. Жил в Питере под фамилией Алафузов. На барина похож, важный…
– Э-эх! Однако придётся самому пойти поискать. И свидетелев ваших потрясти.
– Погоди, Петруша, не горячись. Свидетели никуда не денутся. И Алафузов найдётся, – Комаров проговорил это ласковым мирным голосом, словно уговаривал ребёнка.
Петруша сверкнул очочками, – солнце как раз заглянуло в мансарду. И снова улёгся. Помолчали. Потом Петруша, зевнув, спросил:
– А что, генерала того, которого мы с Нифонтом утопили, – похоронили его?
– Похоронили.
– Небось в Лавре?
Комаров искоса поглядел на Петрушу. Всё, что пахло смертью, вызывало у Петруши какое-то болезненное любопытство.
– Нет, на кладбище Новодевичьего монастыря…
– Это где монашенки-то живут? – Петруша вдруг расхохотался. – Хорошее местечко. Не то что брата моего: закопали, как собаку, на Охте…
Комаров понял, что разговор опять сворачивает в нежелательную сторону. И поспешно сказал:
– Похоронили твоего генерала тоже без особого шику.
– А гроб был с позументами?
– Да, кажется, с позументами, – соврал Комаров.
– На ножках, или на львиных лапах?
– На лапах… Да тебе-то что за интерес?
– А хрен его знает. Интересуюся – и всё, – ответил Петруша. – Лапы-то, поди, золочёные?
Комаров поднялся.
– Не знаю, Петруша, врать не буду. Я на похоронах не был.
– А что ж так? Я думал, когда генерала хоронят, остальные генералы сбегаются…
Комаров поморщился.
– Ну, будет, будет… Лучше скажи: хорошо тебе тут? Ничего не требуется?
– Хорошо, – отозвался Петруша. – Кормят, как свинью перед мясоедом. Прогулки по двору дозволяются. А далее – не пущают.
– Ну, тут уж ничего не поделаешь: место всё же дачное, посторонних людей много. Не ладно будет, если увидят тебя.
Петруша подумал. Кивнул кудлатой головой с проседью.
«Странно, – подумал Комаров. – Я раньше этой проседи не замечал. Или он после похорон брата поседел? Ну, надо же! Тоже, значит, ничто человеческое не чуждо…»
– Ну, если что тебе потребуется, – скажи унтер-офицеру. Он сделает.
– Бабу мне надоть, – слегка смутившись, ответил Петруша. – Да ты ить не пришлёшь…
Комаров посмотрел на Петрушу в изумлении.
– Нет, Петруша, баб сюда водить не положено… Ну, прощай пока. В самом скором времени у меня будет к тебе дело. Кстати, с женщиной связанное…
Петруша тихонько присвистнул:
– Это ежели про генеральшу речь – так она не женщина.
– Вот как? – удивился Комаров. – Это почему же? И откуда ты про генеральшу знаешь?
– Знать-то немудрено, – довольный собой, пояснил Петруша. – Ежели генерала похоронили, то генеральша остаться должна. А раз она генеральша – так не про нас. Гусь свинье не товарищ…
Комаров кивнул:
– Да, пожалуй… Бабой её трудно назвать, хотя она, как говорят, и из простых…
Петруша вздохнул.
– Говорю же: генеральша… Ладно. Буду далее страдать…


* * *

Спустившись вниз, Комаров сразу построжел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113