Возможно, это была плата за проезд, и раз уж довелось плыть на одной посудине, нет причин восставать против общего порядка. Я встал, заставив кочегара резко попятиться. (Все-таки он боялся прикосновения проклятого.) Снял кафтан, стянул через голову рубаху, усмехнувшись про себя, поддернул повязку на плече и выдернул из рук опешившего мужика лопату. Мой напарник уже отправил первую порцию угля в жадный рот топки. Я присоединился к нему, зачерпнув полный совок, скормил гудящему в чугунной утробе пламени. Примерился, поменял позицию, чтобы удобнее было махать лопатой, и пошло… Руки поначалу слегка дрожали с натуги, но быстро вспомнили знакомую работу – не так уж давно перешел я из кузницы к изящному отцовскому ремеслу.
Разогнанная мерными движениями кровь вымыла остатки алкоголя. Несмотря на духоту, я почувствовал себя гораздо лучше. Когда пришла пора отдать лопату сменщику, усталости почти не ощущалось. Все-таки у меня было два года тренировки, да и здоровье за неделю, хвала богам, не пропьешь.
Обтершись от пота собственной рубахой – ничего более подходящего под рукой не оказалось, – бросил ее сушиться на ящик рядом с раскаленным боком топки, сам уселся на нижние ступеньки ведущей на палубу лесенки. Казалось, пусть и обманчиво, что здесь чуть-чуть прохладнее. Спать больше не хотелось, зато в протрезвевшую голову снова полезли мысли.
Не иначе проклятие на время затуманило мне мозги. Как объяснить дурацкую идею о том, что отцу с матерью легче будет услышать от посторонних весть о смерти сына? Глупая детская гордыня: не показывать родным свой страх и слабость. Тьфу! Я чуть было не совершил самую большую ошибку в своей жизни, и самую последнюю. Но все еще можно исправить. Нужно лишь объяснить эльфийке, что контракт подписан по ошибке. Естественно, она захочет возместить свои расходы, но тут уж, я был уверен, отец не поскупится. Неприятно ввергать его в новые траты, но долой ложную гордость, деньги – не самая важная вещь в жизни!
Я в который раз глянул вверх, надеясь различить в щелях между досками разгорающийся рассвет, но ничего не увидел. Перевел взгляд на окончательно замызганные штаны и не менее грязный кафтан (про рубашку и говорить не приходится), задумчиво помял подбородок. Руку неприятно кольнула отросшая за неделю борода. «Н-да, не самый лучший вид, чтобы вести переговоры с леди!» Да и перегаром от меня, должно быть, несло зверски.
Так я просидел еще часа два. Рубаха успела высохнуть, но я не торопился ее надевать. Наконец по палубе загрохотали шаги, звякнули металлические запоры, вниз посыпалась какая-то труха, и люк откинулся. Я встал, освобождая проход спускающемуся сверху матросу.
– Ну как вы тут, работнички, не угорели? – вполне дружелюбно осведомился мужик с короткой, переходящей на шею бородой. Видимо, эту растительность на лице можно было считать отличительным признаком моряков. – Поднимайтесь наверх. Там вам уже и кушать подано!
Проснувшийся в трюме народ потянулся к лестнице, а моряк прошел к дальней переборке, поговорил о чем-то с двумя жилистыми кочегарами – «здешними», если судить по тем же бородам. Потом подошел к ранее не замеченной мною двери в дощатой стене и несколько раз стукнул, явно выбивая условный сигнал. Через некоторое время с той стороны отвалили засов, дверца открылась. Я успел увидеть узкий коридор, идущий вдоль борта, с другой стороны ограниченный кирпичным боком нашей топки-котла. Мерный грохот и шипение усилились. «Машинное отделение», – догадался я. На том конце прохода явно располагалась рожденная гением гномов паровая машина. Хотя нет. Гномы придумали лишь паровой молот и катапульту, а вот замысловатый вал с шатунным механизмом, вращающий винты баржи, а при желании, к примеру, и жернова мельницы, – это уже человеческое изобретение. Дверца захлопнулась, а я присоединился к поднявшимся на палубу обитателям трюма. Ветер тут же выстудил покрытую испариной кожу на лбу, прошелся ледяным гребнем по влажным волосам. Я повертел головой, осматриваясь. Вокруг простиралось море, слева волнистая сизая гладь плавно загибалась за горизонт, вдоль правого борта еще виднелась темная полоска едва различимого берега. Впрочем, возможно, мне лишь казалось, что я вижу береговую линию, поскольку я знал, что она должна там быть – машинально, по расположению солнца определил, что мы движемся на юг. Да и куда еще мы могли двигаться, коль целью путешествия являлись Гномьи Горы? Завтрак был разложен прямо на крыше низкой носовой надстройки, трудно представить, для чего она предназначалась в действительности. Одним из последних я получил свою краюху хлеба, обильно политую топленым маслом, и стакан горячего чая. Пока спешно глотал еду, опасаясь, что вновь запрут в трюме, успел приметить двух стражников, явно не матросского вида, в длинных стальных кольчугах, войлочных подшлемниках и с мечами на поясе, охранявших проход к центральной корабельной надстройке. Как раз позади нее из палубы торчали две чуть скошенные назад трубы, дымные стяги относил в сторону задувающий в правый борт ветер. Скорее всего, именно в этой надстройке находилась каюта нашей нанимательницы, если, конечно, она не сошла на берег перед отплытием. Такая вероятность имелась, но в любом случае на корабле кто-то должен был остаться за старшего над нами, и я очень сомневался, что хорошо снаряженные стражники охраняют капитана невзрачной посудины.
Покончив с завтраком, кое-как одернув мятую и грязную одежду, я подошел к ближайшему охраннику и попросил проводить меня к их хозяину.
– Зачем тебе? – окинув меня презрительным взглядом (я и сам в данный момент от души презирал себя за неопрятный вид), лениво поинтересовался охранник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134