– завопил сотник Ингрем. – Почему мне-то?!
– А кто обещал с ним возиться?.. «И нет для меня отца, кроме Наставника, и нет для меня закона, кроме Наставника, и нет для меня богов, кроме Наставника, и никто я до слов Наставника…»
Принц старательно повторял слова клятвы.
– Ну вот! – радостно объявила диса после долгого перечисления напастей, грозящих клятвопреступнику. – Теперь ты полноценный ученик! Иди и облобызай наставнику сапог.
Хельги резво отскочил от приближающегося принца:
– Ай! Уйди! Оставь мои сапоги в покое!
Эдуард замер в нерешительности.
– Ладно, не лобызай, если он не хочет, – милостиво разрешила диса. – Мы никому не скажем.
– Идиотская церемония, – ворчал Хельги. – Не желаю я быть никаким отцом или законом. Надо было найти Гила, пусть бы ему клялся. Куда делся твой Гил?
– В последнем селе задержался, по важному делу.
– Знаю я его дела. Не иначе девицу снял.
– Какая разница? – возразила Энка. – Гил не может иметь ученика, у него нет ранга.
– Присвоили бы ему ранг.
– Кашевару?
– Ну и что? Кашевар тоже воин.
– Хельги, счастье мое, хватит ерунду болтать! Суп стынет!
– Вот именно! – Энка щедрой рукой протянула сприггану миску.
Тот поморщился, но съел. Диса тоже съела. И даже проголодавшийся принц съел несколько ложек. А эльф не стал. Он вдруг сделался задумчивым, сидел, отрешенно глядя в облака.
– Ау! С тобой что? – окликнула его горе-повариха.
– Я слагаю песнь, – ответил эльф, – о юной эльфийской деве, идущей в битву, о страшных временах и великих подвигах.
Меридит скептически хмыкнула. Отвратительный суп казался ей полезнее любой песни, даже самой прекрасной. Но Энка уважала искусство.
– О! Песнь – это здорово! Всегда хотела уметь слагать, но у меня не выходит. У Хельги однажды вышло, настоящий стих! Помнишь, Хельги?
– Умолкни, несчастная! – прошипел тот. Однажды он действительно сложил стих. Не по своей воле, разумеется. Мэтр Арчибальд, преподаватель риторики, дал студентам задание – сложить стих философского содержания, но на жизненную тему. Дело было перед самой защитой курсовых, поэтому вирш Хельги звучал так:

Что есть жизнь? Миражи и виденья,
Мгла познанья, неведенья свет…
Я тону в Абсолютной Идее
И спасения, кажется, нет.

Подо мною безликая бездна,
В ней концы и начала кишат;
Мне не страшно и не интересно,
Я солидно тону, не спеша.

А вокруг, клокоча, громоздится
Неоформленных сущностей сонм…
Может, мне суждено раствориться
И химер сих пополнить число?

Бесподобно я выглядеть буду!
Ну как в самом кошмарном из снов:
Тело рыбы, копыта верблюда,
И десяток змеиных голов!

И в таком устрашающем виде
Курсовую пойду защищать.
Тут уж всяк, кто меня ни увидит,
Непременно поставит мне «пять»!

Посчитав творение издевательским, мэтр Арчибальд раскритиковал его в пух и прах, переходя на личности. Отметил, в частности, что пусть студент Ингрем не обольщается, он и без змеиных голов выглядит достаточно устрашающе. Хельги огорчился и дал зарок никогда больше не заниматься поэзией. А зря. В студенческой среде стих имел куда большую популярность, чем безупречные творения эльфов. Меридит даже пришлось прочитать желающим маленькую лекцию на тему «Кто такой верблюд»: это горбатое южно-сехальское животное в Староземье было мало кому известно…
Покончив с действительно гадким супом, вся компания двинулась в путь. Зубастого Гила решили не дожидаться. Учитывая его способности следопыта, надежд на встречу было слишком мало.
С появлением нового участника похода скорость движения заметно снизилась. А они еще грешили на Аэлле! Она хоть и быстро уставала, но зато была терпелива и, подобно всем эльфам, обладала способностью легко передвигаться по лесу.
Принц оказался ходячим несчастьем. Он проваливался во ВСЕ встречные ямы, они притягивали его будто магнитом. Он натыкался на ВСЕ пни и коряги. Он расквасил нос о низко растущую ветку ели. Днем ему было жарко. Хельги недоглядел, и он выкинул свой меховой плащ, после чего по ночам стал мерзнуть. К тому же он периодически забывал про свой новый статус и пытался командовать. Оплеухи Энки быстро возвращали принца к печальной действительности, но нервы его наставника были на пределе.
– Нет, я его убью! – в отчаянии простонал Хельги.
Он только что выудил ученика из болота. Путники уже добрались до поймы Венкелена, и лес местами был сильно подтоплен.
– Как ему это удается? – продолжал ворчать наставник. – Ни одной канавы, ни одного пня не пропустит!
– Я не для того рожден, чтобы лазить по лесу! – хлюпнул принц. Ноги его до колен обволокла вонючая, липкая тина. В сапогах булькала ледяная вода.
– Поговори еще! – рявкнула сильфида. – Хельги, надо его сушить! Принцы – они нежные.

Вот так, с остановками, привалами и передышками миновали они северную оконечность Лесов эльфийских Кланов и вышли к реке. На пятые сутки пути, а не на четвертые, как обещали эльфы.
– Не было у нас заботы – завели мы прынца! – вздыхала диса.
Затем путники вновь свернули на север, к Пониту, и вскоре убедились, что находятся на верном пути. Забор первой же встреченной рыбацкой деревушки венчали жуткие «Багорины амулеты».
Под покровом сгустившихся сумерек Хельги подобрался к забору, вернулся бледный и подавленный.
– Двадцать штук. Неделю висят, не меньше. Прыткий этот Багора, здорово нас опережает.
Энка не согласилась:
– Не факт. Может, мы все время с таким разрывом идем? Не знаем же, насколько свежими были предыдущие головы. Эх, жаль, не догадались посмотреть.
– А мне не жаль, – тихо сказал Хельги.
Меридит незаметно погладила его по руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23