Это от нее Гедали получает в подарок амулет, мумифицированную львиную лапу.
Врач, питающий к девушке платоническое чувство, не желает, чтобы молодые люди виделись. В конце концов он даже запирает Лолу в комнате. Дело чуть не кончилось трагедией. Медсестра врывается в кабинет, где Гедали делают рентген под общим наркозом, и набрасывается на врача. Ассистент врача не видит другого выхода, как выпустить в нее несколько пуль, ее отправляют в больницу, где жизнь ее чудом спасена.
Что до Гедали, то он выходит из-под наркоза полностью излечившимся: не хочет больше, чтобы его оперировали, и собирается вернуться в Бразилию. В спешке он, пожалуй, забыл бы взять с собой подарок – львиную лапу, если бы не напоминание врача.

Львиная лапа, восклицает медноволосая красавица, вот бы мне львиную лапу. Я помешана на амулетах. А ты попроси его, говорит Тита, может, тебе и подарит. Мне не подарил. Вы подарите мне вашу львиную лапу, Гедали? – спрашивает женщина, беря меня за локоть. Подумаю, отвечаю я с улыбкой.
– Так вот, – продолжает Тита, – Гедали вернулся из Марокко. Но все еще злой: домой возвращаться никак не хотел. Купил бывшую отцовскую фазенду в Куатру-Ир-манс, там и поселился: обрабатывал землю. Б помощники взял одного туземца из местных. По ночам они вместе занимались колдовством. Гедали такие вещи любит, представь себе. А у индейца был целый арсенал амулетов. Чуть позже свекровь рассказала мне, что Гедали на фазенде, и я решила туда поехать. Знаешь, только тогда – а ведь мы столько лет уже были женаты – я поняла, что чувство, которое я испытываю к Гедали, и в самом деле любовь. Мы помирились и теперь живем в Порту-Алегри, где Гедали возглавляет филиал фирмы, основанной им вместе с Паулу.
Она рассказывает о доме, который мы построили в южной части Порту-Алегри. Красивый дом, в мавританском стиле, что в нашем городе большая редкость. С увлечением описывает сад, небольшой, но устроенный со вкусом. Вот он-то по праву мог бы именоваться садом наслаждений, говорит она, намекая на название ресторана. Рассказывает и о фонтане, озаренном светом луны, о клумбах с экзотическими растениями, о том, как ветерок покачивает ветви карликовых пальм, об усыпанных гравием дорожках.
Понятно, что о следах копыт на черноземе клумб она не говорит ни слова. Ей, конечно, известно, что эти следы существуют, она считает, что их оставляют бесхозные лошади, иногда забредающие в наш не до конца еще урбанизированный район.
Они приходят из Сан-Паулу, эти лошади. Теперь, когда на транспорте полновластно воцарился двигатель внутреннего сгорания, когда сельхозработы сплошь механизированы, кони в качестве тягловой силы никому не нужны. Их, запертых в тесных загонах, ждет бесславная гибель на бойне. Избежать этой участи иногда помогает инстинкт. Словно неведомая сила влечет их на юг, в Риу-Гранди. Они проходят через Порту-Алегри (и именно тогда, как думает Тита, проникают к нам в сад), добредают до границы, до тех мест, где когда-то носились галопом, одни – вольно, другие – направляемые уздой молодцеватого всадника или всадницы. Только нынче здесь им уже не рады: ведь они теперь старые и беззубые клячи; так что волей-неволей приходится продолжать великий, но нелегкий поход. Пройдя по степям Патагонии, истощенные, практически полумертвые, достигают они наконец зоны вечных льдов. Последнего усилия им хватает на то, чтобы взобраться на вершину одинокой горы. И там они умирают, оскалившись, словно в загадочной гримасе смеха.
Красивая история, Тита. Но есть ли в ней хоть капля правды? Неужели ты и вправду веришь, что бродячие лошади оставляют следы на клумбах нашего сада? А может, это следы кого-то другого, кто глубокой ночью носится не разбирая дороги?
Я говорю о существе с человеческим телом, о том, у кого и ноги, и ступни – вполне человеческие, но ступает он по земле так, что на ней вырисовывается четкий отпечаток копыта. Я говорю о кентавре или о том, что от него осталось. Я говорю о Гедали, Тита.
Но не о Гедали рассказывает теперь Тита. Подвиги наших сыновей – вот о чем речь. Один – чемпион по плаванию, плавает, как рыба, другой – лучший в школе, да еще учится играть на скрипке. Живем мы в достатке, в уюте, подводит она итог. Всего нам хватает, так что у истории счастливый конец.

Похоже на финал телесериала, говорит красавица. И она права: эта история выстроена так же искусно, как сюжет телесериала. А цель одна: убедить меня в том, что я никогда не был кентавром. И это удается. Отчасти, по крайней мере. Я еще вижу себя кентавром, но кентавром все меньших размеров, уменьшающимся кентавром, кентавром в миниатюре, микрокентавром. И даже это крошечное резвое создание норовит ускакать от меня в неизвестном направлении. Может, и следовало бы отпустить его с миром, признать ту реальность, которую мне желают навязать: поверить, что я – человек, что мифологических персонажей, наложивших печать на мою судьбу, никогда не было и нет, что нет ни кентавров, ни сфинксов, ни крылатого коня.
Я так люблю Риу-Гранди, говорит красавица. К тому же, у меня сестра там живет. Такая же отчаянная, как вы, Гедали. Отправилась туда как журналистка, решила написать репортаж о приграничных поместьях. Б конце концов прибилась к цирковой труппе. Кто знает, может, она и есть та укротительница, которой вы увлеклись?
Обе хохочут. Я тоже смеюсь. Почему бы не посмеяться?
– Мало этого, – добавляет она, – есть и еще одно совпадение. Какое-то время я жила у своего старого друга недалеко от вашего Терезополиса. Не меня ли вы разглядывали в телескоп, Гедали?
Она опять смеется. И подмигивает мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73