«Летопись какчичелей»

Изношенное сердце правителя Тикаля не выдержало страшной вести о нелепой смерти любимой дочери. Ему даже не успели рассказать о самоубийстве царевича Кантуля. Глухо застонав, он свалился на руки окружавших его придворных, и через полчаса старого властителя не стало.
Спешно был созван совет знатных родов, который после долгих прений постановил (основываясь на достигнутой ранее тайной договоренности): временным правителем Тикаля – до официальной коронации – считать владыку Ах-Меш-Кука; его наследником и преемником, ахау-ах-камха – владыку Ах-Печа.
Были удовлетворены (хотя и не без споров) притязания и пожелания других членов совета. По улицам Тикаля помчались быстроногие и звонкоголосые глашатаи, возвещавшие о смерти правителя и воцарении Ах-Меш-Кука.
Дел у совета оказалось немало. Ах-Каоку, впервые присутствовавшему на столь блестящем собрании, было поручено довести до конца похороны верховного жреца и позаботиться о погребении царевны Эк-Лоль. По предложению Ах-Печа ее решили захоронить в том же храме Покоб-Иш-Балам, в одном склепе с верховным жрецом. Ах-Меш-Куку предстояла более трудная задача – устроить торжественные похороны правителя, но он был заинтересован в этом больше других: только после этой церемонии могло состояться его возведение на престол Тикаля.
Уже к концу заседания кто-то обратил внимание, что среди присутствующих нет накона. Стали выяснять, где он. Оказалось, что сразу же после смерти правителя након, собрав большой отряд наиболее опытных воинов, ушел из Тикаля в неизвестном направлении. Многим это не понравилось. В довершение всего придворные царевича Кантуля, тщетно проискав его тело, явились в совет и заявили об этом странном обстоятельстве. Начали допрашивать очевидцев (об Ах-Каоке не вспомнили). Те что-то мямлили и совершенно явно сочиняли небылицы. Дело все больше и больше запутывалось. Только Ах-Меш-Кук, по-прежнему с улыбкой на лице, уверял, что никаких оснований для тревоги нет, что накону стало известно о волнениях в одном из городов, и он туда выступил, а тело царевича унес какой-нибудь преданный слуга. По его приказанию, выраженному в форме учтивого совета, участники совещания наконец разошлись по домам.
Время близилось к вечеру; Хун-Ахау и его товарищи еще ничего не знали о случившемся. После длительных упражнений они, в ожидании еды, отдыхали. Шбаламке, уединившись с Хун-Ахау, горячо убеждал в чем-то своего названого брата.
– Мы скажем, что ты сын правителя Ололтуна, случайно попавший в плен, – говорил он.
– Я не хочу этого, – ответил Хун-Ахау.
– Почему? – искренне удивился Шбаламке.
– Ты же знаешь, что я не из знатного рода, мой покойный отец был простым земледельцем.
– Так это знаю только я, а никто больше знать не будет! А что ты сейчас раб – это ничего не значит! Немало было случаев, когда и царевны становились рабынями. Военное счастье переменчиво…
– Нет, – сказал Хун-Ахау, – не хочу!
– Почему же, – настаивал Шбаламке в отчаянии, – почему ты упрямишься?
– Я хочу быть сыном своих родителей, а не кого-то другого. Я горжусь своим отцом и своими предками. Мой отец погиб, защищая родное селение, а трус – правитель Ололтуна – не послал нам на помощь ни одного воина!
– Как хочешь, – огорченно произнес после паузы Шбаламке, – но, поверь мне, ты отказываешься напрасно. Было бы хорошо. Ты взял бы в жены царевну…
Внезапно перед хижиной появился Цуль с низко опущенной головой. Волосы старого раба были растрепаны, а вид так необычен, что у Хун-Ахау почему-то дрогнуло сердце.
– Что случилось, Цуль? – спросил он, подбежав к старику.
Старый раб поднял голову, и юноша с ужасом увидел, что из глаз его медленно катятся крупные слезы.
– Убили ее, – пробормотал он, – убили мою дочку, мою маленькую девочку…
Хун-Ахау схватил Цуля за плечи, с силой потряс его.
– Кого убили? Говори ясно!
Подошел Шбаламке, стал молча рядом.
– Царевну… Кантуль сбросил ее с вершины пирамиды… Она разбилась насмерть, – воскликнул Цуль. – Отомсти за нее, Хун. Она была добра к тебе, она желала тебе добра… А я носил ее на руках совсем маленькой девочкой…
Хун-Ахау побледнел: «Кантуль убил ее! Пока мы тут собирались, готовились, он просто убил ее! Убил… Недаром Эк-Лоль говорила, что после воцарения Кантуля она долго не проживет. Но ахау-ах-камха нанес свой удар раньше, чем она думала!»
Подбежал Укай, стал расспрашивать Шбаламке, что случилось. Тот объяснил ему, в чем дело, они о чем-то посовещались.
– Послушай, Хун-Ахау, – сказал Шбаламке, положив ласково руку на плечо юноши, – впереди ночь. Ты успокоишься, и мы все обдумаем. У нас еще есть время…
– Довольно! – отрезал Хун-Ахау, резко сбрасывая руку с плеча. Глаза его загорелись. – Мы и так потеряли слишком много времени! Хватит разговоров! Если мы в эту ночь не вырвемся из Тикаля, то завтра будет уже поздно. Слушай, Цуль. Если ты хочешь, чтобы мы отомстили за смерть царевны, четко отвечай на мои вопросы. Как отец узнал о гибели дочери? Где сейчас Кантуль? Где након и его войска?
Из ответов Цуля Хун-Ахау стало ясно, что обстановка в городе благоприятна для его замыслов. Одно огорчало его: он никак не мог выяснить, где скрывается Кантуль. Уйти из Тикаля, не убив ахау-ах-камха, он считал невозможным.
– Слушай, Шбаламке, – обратился он к названому брату. – Как настанет ночь, мы должны тронуться в путь. Дорогу пробивать будем силой. Чем больше присоединится к нам рабов, тем лучше. Поэтому сперва мы нападем на стражу, охраняющую рабов на строительстве храма. Там рабы нас знают и охотнее пойдут за нами. А дальше, если выставят заслон из воинов, мы их разобьем или умрем сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72