«Песни из Цитбальче»

После праздника двадцатилетия прошло несколько дней. Постепенно Хун-Ахау начал разбираться в сложной жизни гигантского человеческого улья, называвшегося ним-хаа – дворцом. Он стал уже различать его постоянных посетителей, мог сказать, кто из них бывает на утреннем приеме у правителя, кто состоит в свите царевича наследника. Он узнал имя убийцы-горбуна, Ах-Каока, оказавшегося помощником верховного жреца. Один раз Хун-Ахау увидел в дальнем конце двора Экоамака, спешившего впереди нагруженных чем-то рабов. К царевне его больше не вызывали; Эк-Лоль как будто снова забыла о его существовании.
Но однажды после ужина Цуль сказал юноше, что сегодня вечером ему предстоит сопровождать царевну. Напрасно Хун-Ахау ожидал, что ему снова дадут копье; не увидел он и управляющего. Когда он и Цуль вышли во двор, то первое, что бросилось в глаза юноше, были легкие, будничные носилки юной владычицы на руках двух рабов. Цуль на этот раз был без факела, потому что наступило полнолуние, и луна уже поднималась. Скоро спустилась царевна в сопровождении Иш-Кук и олененка. Он никак не хотел расставаться со своей хозяйкой, и пришлось вызвать Чуль, чтобы она увела его, упирающегося и недовольного. В первый раз Хун-Ахау, а не управляющий, помог Эк-Лоль усесться в носилки. Когда он приподнял свою легкую ношу, сердце у него усиленно забилось, а девушка ласково на него посмотрела.
Иш-Кук, очевидно знавшая, куда они отправляются, пошла впереди, указывая дорогу. За ней быстрым, но ровным шагом двигались рабы с носилками, а Хун-Ахау и Цуль замыкали шествие.
Было около полуночи. Весь неизмеримый Тикаль, раскинувшийся на огромном пространстве, спал. В мертвой тишине даже легкое шлепанье босых ног носильщиков по цементу дороги казалось громким и необычным. Ветра не было. Холодноватый прозрачный свет луны заливал город. Громадные угольно-черные тени от зданий пересекали белую дорогу, причудливо ломались на стенах построек. Иногда бесшумно проносились летучие мыши.
Идти пришлось недолго. Они вышли на центральную площадь, пересекли ее и остановились у подножия гигантской четырехгранной пирамиды, увенчанной храмом. Широкая у основания, она стремительно сужалась кверху, напоминая очертаниями высокую башню. Хун-Ахау подбежал, помог царевне сойти с носилок. Эк-Лоль, посмотрев на Иш-Кук, сказала негромко, как будто боясь нарушить покой священного места:
– Со мной на пирамиду поднимется Хун. Вы останетесь здесь!
По одной из граней пирамиды шла крутая, но широкая лестница без всяких перил. Царевна начала подниматься; за ней, отступив на два шага, послушно следовал юноша. Ступени были высокими, но глубина их очень небольшой, и Хун-Ахау почувствовал, что его пятки повисают в воздухе. Маленькие ножки Эк-Лоль умещались на ступеньках целиком, и она шла быстро и уверенно, а Хун-Ахау, чтобы стоять прочно, пришлось ставить ступни боком.
Лестница бесконечно шла вверх; казалось, ступени никогда не кончатся; на середине пути Хун-Ахау повернул голову и посмотрел назад: далеко внизу виднелись четыре маленькие фигурки с задранными вверх головами; юноша смог узнать только Иш-Кук по ее длинной одежде. Какое-то странное чувство потянуло Хун-Ахау вниз; хотелось раскинуть широко руки и, как птица, броситься в раскрывшееся перед ним пространство. Усилием воли юноша заставил себя смотреть не вниз, а на ступени перед собой. Эк-Лоль, не оборачиваясь, шла без остановок.
Повеял легкий ветерок, постоянный гость на такой высоте. Сделав усилие, Хун-Ахау догнал царевну и шел теперь вплотную за ней. Он смотрел на ее узкие девичьи плечи, на длинные черные косы, спускавшиеся на спину, на цветы эделена, приколотые у висков, и чувствовал себя странно свободным и спокойным, как будто все, что мучило его, осталось внизу. Смутно мечталось о чем-то великом и недостижимом. Юноша вспомнил предсказание о своей судьбе, переданное ему отцом, и – давно забытый гость – улыбка чуть тронула его губы. Вместо того чтобы стать великим воином, он оказался рабом царевны Тикаля. Вот цена жреческим предсказаниям! И теперь, приближаясь к обиталищу здешнего бога, Хун-Ахау не чувствовал ни трепета, ни почтения – сердце его было спокойно.
Внезапно лестница окончилась, и они ступили на плоскую вершину пирамиды. Посередине ее было расположено массивное основание святилища; узкая лестница вела к его входу, черневшему глубокой расщелиной среди высоких белых стен. На плоской крыше храма был воздвигнут гребень – вертикальная стена с огромной маской божества, безучастно смотревшего вдаль.
– Оставайся здесь! – приказала царевна.
Эк-Лоль поднялась по лестнице ко входу в святилище и исчезла в нем. Наступила тишина. Хун-Ахау повернулся, подошел к краю площадки и невольно остановился.
Внизу, под ним, застывшими волнами ниспадали, постепенно расширяясь, уступы пирамиды. Белая штукатурка их площадок тускло поблескивала в лунном сиянии. На другой стороне площади высился второй гигант, почти такой же высоты, как и тот, на котором он находился. А вокруг, насколько хватало глаз, лежал заснувший Тикаль – причудливое смешение белых стен, черных теней и небольших островков зелени. Кое-где высоко поднимались стройные пирамиды храмов. Прямыми, как копья, белыми ручейками разбегались дороги, пересекая темные лощины, казавшиеся сейчас таинственными и большими. Серебрилась мелкой рыбьей чешуей гладь водоемов. А над всем этим торжественно плыла в черном бархатном небе полная холодная луна.
Захваченный необычайным и пленительным зрелищем, Хун-Ахау стоял, позабыв обо всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72