Сокровище манило Томаса, насмехалось над ним, оно вывернуло наизнанку всю его жизнь, изменило все, однако так и не появилось, разве что во сне или в том недавнем видении. Грааль оставался тайной, точно такой же тайной была и семья Томаса. Однако тут существовала надежда, что брат Коллимур может пролить на эту тайну хоть немного света, что и побудило Томаса отправиться на север. Если уж ему не суждено узнать хоть что-то о Граале, он, по крайней мере, попытается разузнать побольше о своей семье, а одно это могло послужить оправданием для столь долгого путешествия.
— Идти-то куда? В какую сторону? — спросил отец Хобб.
— Бог его знает, — сказал Томас. Землю окутывал туман.
— Колокола звенели вон там.
Отец Хобб указал на север и восток. Он был энергичен, полон энтузиазма и наивно полагался на умение Томаса ориентироваться, хотя тот сам, по правде говоря, плохо представлял себе, где находится. Перед этим, когда они подошли к развилке, он наугад выбрал левую тропу, которая постепенно превратилась в некое подобие шрама в траве. К тому же трава была такой тяжелой и мокрой от росы, что копыта лошади при подъеме скользили. Кобыла Томаса везла на себе весь их немудреный скарб, среди которого, в одной из седельных сум, хранилось письмо даремского епископа Джона даремскому же приору Фоссору.
Начинавшееся словами «Возлюбленный мой брат во Христе», оно содержало наставление Фоссору посодействовать Томасу Хуктону и его спутникам, каковым надлежит расспросить брата Коллимура в отношении покойного отца Ральфа Вексия, «которого ты не помнишь, ибо его держали взаперти в твоем доме еще до твоего приезда в Дарем и даже до того, как я принял епархию. Если кто и может помнить его и располагать какими-либо сведениями о нем и о хранимом им великом сокровище, так это брат Коллимур, если, с соизволения Господа, он еще жив. Мы просим об этом во имя короля и служа Всевышнему, с благословения коего и предпринято настоящее разыскание».
— Qu'est-ce que c'est? — спросила Элеонора, указав на холм, где сквозь туман пробивалось тусклое красноватое свечение.
— Что? — подал голос отец Хобб, единственный из них, кто не говорил по-французски.
— Тихо! — остерег его Томас, подняв руку.
Он чувствовал запах дыма, видел мерцание пламени, но не слышал никаких голосов. Взяв свисавший с седла распрямленный лук, он согнул его и нацепил конопляную тетиву на зарубки по концам тисовой жерди. Томас подал знак отцу Хоббу и Элеоноре, велев им не двигаться с места, а сам, достав из колчана стрелу, поднялся вверх по тропе к живой изгороди из терновых кустов, в умирающей листве которых порхали зяблики и жаворонки. Пламя пожара ревело, наводя на мысль, что огонь разгорелся тут недавно. Выскользнув из укрытия, Томас с наложенной на тетиву стрелой подобрался поближе и увидел, что горят три или четыре стоявшие у перекрестка хижины. Балки и соломенные крыши охвачены пламенем, взметающимся вверх, в серую туманную сырость, снопы искр гаснут на лету. Похоже, лачуги подожгли недавно, но тех, кто мог это сделать, поблизости не было, так что Томас поманил к себе спутников. И в этот миг до его слуха донесся пронзительный крик.
Он мог прозвучать совсем неподалеку, но плотное марево приглушало звуки, а когда Томас, напрягая зрение, всмотрелся в дым и туман мимо полыхающего огня, перед ним неожиданно показались двое скакавших легким галопом всадников в кольчугах, все в черном, с мечами в черных ножнах и верхом на черных конях. Они гнали перед собой еще двух людей, шедших пешком. Один, судя по черному с белым одеянию, был священник, доминиканец, и по лицу его была размазана кровь. Второй, рослый, с длинными черными волосами и узким, умным лицом мирянин, был, как и всадники, в кольчуге, но без меча. Странная процессия проследовала сквозь дымный туман, а потом остановилась у перекрестка, где священник пал на колени и осенил себя крестным знамением.
Похоже, сопровождавшего его всадника этот неожиданный молитвенный порыв привел в раздражение. Он повернул коня и, обнажив меч, легонько, но чувствительно кольнул коленопреклоненного человека острием. Священник обернулся к нему и, к величайшему изумлению Томаса, обрушил посох на руку обидчика. Лошадь отпрянула, всадник потерял равновесие, и удар его длинного клинка пришелся впустую. Тем временем, хотя, как это произошло, Томас не видел, второго всадника уже сбросили с коня. Во всяком случае, он валялся на земле, а черноволосый малый в кольчуге замахивался на него длинным ножом. Томасу оставалось лишь ошарашенно глазеть на происходящее, ибо он был уверен, что ни священник с посохом, ни малый с ножом того истошного вопля, который он услышал, не издавали, а никого больше видно не было. Один из двух всадников уже распрощался с жизнью, а другой молча дрался со священником, и у Томаса создалось ощущение того, что это не реальная схватка, а очередной сон или новое знамение, исполненное мистического смысла. Что-то вроде мистерии, символического представления: всадник в черном олицетворяет дьявола, священник — Божий промысел, и сомнения Томаса насчет Грааля вот-вот разрешатся: все зависит от того, кто одержит верх.
Но тут отец Хобб выхватил у Томаса его длинный лук и вскричал:
— Мы должны помочь!
Впрочем, священник едва ли нуждался в помощи. Ловко орудуя посохом, он не только отражал удары меча своего противника, но и сам угодил ему по ребрам. Потом черноволосый малый, разделавшись с одним недругом и забрав его меч, подскочил и вонзил клинок в спину всадника. Тот конвульсивно дернулся и выронил оружие. Долю мгновения он взирал на священника с высоты седла, а потом повалился навзничь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23