Он выбрал ресторан в Сохо, где мог заказать для меня несколько моих любимых блюд, названия которых хранил в своей чудовищной памяти. Там он начал Добродушно расспрашивать меня о моей новой квартире.
– Это возле Долфин, да? – (Адрес он знал.) – Наверное, один из домов, построенных в сороковых годах прошлого века? Во время воздушных налетов добра там не жди, нужно удирать оттуда, если опять начнутся тревоги, – сказал он, тыча в меня большим пальцем. – Мы не можем позволить вам рисковать попусту.
– А вам? – спросил я.
Его квартира помещалась на самом верху ветхого дома в районе Найтсбриджа.
– Стоит ли беспокоиться обо мне? – И, отмахнувшись от моих слов, он поспешил вернуться к теме, больше интересовавшей его: к тому, как я живу. – У вас есть экономка?
Я ответил, что миссис Бьючемп, вероятно, можно назвать экономкой.
– Вы не очень довольны ею?
– Конечно, нет.
– Не понимаю, почему вы не позаботитесь о себе, – нетерпеливо вскричал он.
– Не волнуйтесь, – сказал я. – По правде говоря, мне это совершенно безразлично.
– Что она за человек?
Мне хотелось остановить его, поэтому я улыбнулся и сказал:
– Мягко выражаясь, она, пожалуй, чересчур любопытна.
Я тут же пожалел о своих словах – мне пришло в голову, что Гилберт при желании найдет возможность встретиться с миссис Бьючемп. Он же громко, но с некоторым раздражением расхохотался в ответ.
Наш обед продолжался весьма мирно. Мы говорили о работе и о прошлом. Я снова отметил про себя: все, что говорил Гилберт, – это его собственные мысли, он все-таки человек самобытный. Он не скупился на вино, и перед нами на столике стояла бутылка с коньяком. Уже давно я так много не пил. Я был весел, мне хотелось, чтобы этот вечер тянулся подольше. Говоря о каком-то пустяке, я вдруг увидел, что Гилберт, сгорбив свою широкую спину, склонился ко мне над столиком. Глядя на меня горящими от мучившей его мысли глазами, он сказал:
– Могу сообщить вам одну вещь, которую вам, наверное, очень хочется узнать.
– Не стоит, – ответил я, но он застиг меня врасплох.
– Вы видели Маргарет после того, как она вышла замуж?
– Нет.
– Я так и думал! – Он засмеялся, удовлетворенный, счастливый. – Что ж, теперь вам, пожалуй, незачем о ней беспокоиться. У нее, наверное, все будет в порядке.
Мне хотелось крикнуть: «Я ничего не хочу слышать»; я избегал встреч с людьми, которые были с ней знакомы, не хотел знать даже дня ее свадьбы. Единственная новость, которой мне не удалось избежать, было сообщение о том, что она вышла замуж. Мне хотелось крикнуть, глядя прямо в воспаленные глаза Гилберта: «Я могу выдержать, только если ничего не узнаю». Но он продолжал:
– Джеффри Холлис работает в детской больнице, они живут в Эйлсбери. У нее, наверное, все будет в порядке.
– Прекрасно.
– Он, конечно, по уши влюблен в нее.
– Прекрасно, – повторил я.
– Есть еще кое-что.
– Вот как? – услышал я свой собственный голос, глухой, безразличный, словно я пытался оградить себя от этих новостей.
– Она ждет ребенка.
И так как я ничего не ответил, он продолжал:
– Это очень важно для нее, правда?
– Да.
– Разумеется, – сказал Гилберт, – она не могла забеременеть более, чем месяц или два…
Он еще что-то говорил, но я встал и сказал, что должен пораньше лечь спать. Такси у выхода не оказалось, и мы вместе пошли по Оксфорд-стрит. Я отвечал ему рассеянно, но вежливо. Я не чувствовал к нему неприязни; я уже знал, как мне поступить.
На следующее утро я все обдумал, а затем попросил Веру Аллен пригласить Гилберта ко мне в кабинет. Ничего не подозревая, он бесцеремонно развалился в кресле возле моего стола.
– Послушайте, – начал я, – мне кажется, вам лучше перейти в другой отдел.
Он в ту же секунду выпрямился, упершись ногами в пол, как человек, готовый к драке.
– Почему?
– Ответ на этот вопрос не принесет нам обоим никакой пользы.
– Вы хотите сказать, что намерены отделаться от меня после четырех лет работы без всякой причины и без всяких объяснений?
– Да, – ответил я, – именно это я и хочу сказать.
– Я не согласен.
– Придется согласиться.
– Вы не можете меня заставить.
– Могу, – сказал я. И добавил: – Если возникнет необходимость, заставлю.
Я говорил так, что он мне поверил. Потом я добавил другим тоном:
– Но мне не придется этого делать.
– Почему вы решили, что вам это так и пройдет?
– Потому что, если вы уйдете, мне будет легче.
– Боже милосердный! – вскричал Гилберт, глядя на меня злыми и недоумевающими глазами. – Мне кажется, я этого не заслужил.
– Я очень привязан к вам, вы это знаете, – сказал я. – И вы не раз проявляли свое доброе ко мне отношение, я этого не забуду. Но сейчас я не хочу лишних напоминаний о том, о чем лучше забыть…
– Ну и что же?
– Когда вы рядом, вы не можете не напоминать мне об этом.
– Что значит, не могу не напоминать?
– Вы сами знаете.
Гневно и раздраженно, не жалея себя и не извиняясь, Гилберт сказал:
– Таков мой характер. Вы сами знаете, как это бывает.
Он и не подозревал, насколько хорошо я это знаю, ибо в юности меня, как и большинство людей, часто подмывало совершить мелкое предательство, на языке так и вертелось что-либо дурное по адресу друга, словом, хотелось сделать то же самое, что сделал он накануне вечером и что делают лишь ради того, чтобы произвести впечатление на собеседника. Еще больше меня завораживала такая трясина в душах других. Как и многим из нас в молодости, Лебедевы и Федоры Карамазовы, неустойчивые, изменчивые, честолюбивые, дали мне почувствовать глубину и загадочность жизни. Однако, постепенно взрослея, я не только перестал считать эти качества притягательными, но они стали мне казаться скучными и в самом себе, и в других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116