По какой-то иронии судьбы, он не выказывал явной ревности к сводному брату. Буйный нрав, которым он отличался в раннем детстве, не изменился. Когда он был спокоен, лицо Маргарет прояснялось. В этот день он что-то мирно строил с увлечением заправского строителя. Мы повернулись к Чарльзу, вынули его из загончика, и он стал бегать от меня к матери и обратно.
Глядя на него, я был полон счастья, счастья неизъяснимого. В те дни, когда мы с Маргарет впервые лежали рядом, наблюдая отсветы пламени на потолке, я думал, что это и есть та радость жизни, о которой я раньше не подозревал. То же самое было сегодня, когда я глядел на смеющегося мальчугана. Он уже научился ходить, но не хотел бежать к нам, пока мы не заняли свои места; он весь лучился от веселья, но в то же время был осторожен и зорко глядел по сторонам. Наконец, уверившись, что мы на местах, он побежал, размахивая ручонкой и откинув голову.
Он был не так красив, как Морис. У него было веселое, простое лицо с широкими скулами и острым подбородком; глаза – ярко-синие, как у всех в моей семье. Спустя несколько минут, когда Морис ушел в соседнюю комнату, Маргарет тронула меня за руку и показала на малыша – взгляд ребенка стал сосредоточенным, глаза потемнели; он смотрел в окно, на луну, сиявшую сквозь переплет голых ветвей. Он, не переставая, повторял звук, означавший на его языке «свет»; он был целиком поглощен этим занятием.
И только теперь, бесконечно счастливый, я рассказал Маргарет, что мистер Найт высказал мне свое мнение о моей служебной карьере; он считает, что я не слишком преуспел в жизни, и постарался перечислить все мои разочарования и беды.
– Он ведь почти ничего не знает о твоей теперешней жизни – воскликнула она.
– Кое-что знает, – ответил я.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что он во многом прав.
Она все прочла на моем лице и улыбнулась, счастливая. Я добавил:
– Я не сказал ему, что и сейчас еще способен на многое; и мог бы, наверное, вынести любые несчастья, кроме… – я смотрел на ребенка, – кроме одного: если бы что-нибудь случилось с ним.
Она заговорила и вдруг остановилась. Радости на ее лице как не бывало, а в глазах отражалось желание защитить, уберечь и в то же время нечто похожее на страх.
50. Разные браки
Когда я оставался один, я порой думал об опасениях, не высказанных Маргарет. Но оба мы и намеком не упомянули об этом целый год, пока однажды вечером – это был все еще безоблачный вечер – не пригласили к обеду Гилберта и Бетти Кук.
К моему удивлению – я ожидал худшего и ошибся, – этот брак оказался прочным. Они часто навещали нас с тех пор, как, опять-таки к моему удивлению, Бетти с Маргарет помирились. Так, самым неожиданным образом, перед Гилбертом с его любопытством широко распахнулись двери нашего дома. Однако любопытство это несколько притупилось. Мы перебрали все причины, которые могли побудить его жениться на Бетти, самая же обычная нам и в голову не приходила: просто он был привязан к жене и незаметно, старательно и с чувством благодарности пытался сделать этот брак приятным для нее.
Со стороны это была любопытная пара. Они ссорились и грызлись между собой. Они решили не иметь детей и беспрестанно спорили о том, как бы повкуснее поесть и выпить да получше украсить свою квартиру. Их бюджет был гораздо скромнее нашего, но жили они гораздо роскошнее, чем мы, и продолжали заботиться о своем уюте; оба уделяли этому много времени и вечно оставались недовольны друг другом.
Нетрудно было представить их годам к шестидесяти, когда Гилберт уйдет в отставку: они будут скитаться по отелям, точно зная, где можно выжать максимум за каждый фунт пенсии, будут изводить рестораторов по всей Европе, точно как Найты, только без ипохондрии, чуть-чуть сварливые, чуть-чуть скупые во всем, что не касается собственных удобств, вечно придирающиеся друг к другу, но грудью защищающие один другого от любого постороннего человека. Со стороны могло показаться, что для них эта жизнь была шагом назад, если вспомнить Бетти в двадцать лет, такую добрую и нескладную, такую мягкую, мечтающую о супружестве, которое придаст смысл ее существованию; или если сравнить сегодняшнего Гилберта с тем, каким он был в двадцать лет, когда, несмотря на его мерзости и прочее, это был все же любезный и великодушный молодой человек.
Но они ладили между собой лучше, чем казалось со стороны, Оба не страдали излишним самолюбием, были даже, пожалуй, толстокожи: ершистость и нежелание поступиться своим «я», которые заставляли их ссориться, не мешали им поддерживать и все больше понимать друг друга. У них уже появилась та особая взаимозависимость, которую иногда наблюдаешь в бездетных браках, когда люди и их отношения не меняются, не становятся более зрелыми, но это уравновешивается тем, что они переносят свои заботы друг на друга, сохраняют взаимный интерес, ревнивую нежность, юной любви.
Я глядел на них за обедом: Гилберт в сорок пять лет уже начал толстеть, а лицо у него побагровело; у Бетти, которая теперь тоже перешагнула за сорок, глаза были еще хороши, но нос стал совсем орлиным, сквозь кожу щек проступили лиловатые Жилки, а плечи отяжелели. И все-таки Маргарет, которая годами и с виду была гораздо моложе, во всем остальном казалась старше – так что, глядя на них, следовало по-разному оценивать их возраст: если не принимать во внимание внешность, Бетти – такая же порывистая и живая, как в молодости, словно сговорившаяся с Гилбертом не упускать мелкие радости жизни, – казалось, бросала вызов времени.
В тот вечер они немного опоздали, чтобы не пришлось заходить к детям; подобно эгоистичным холостякам, они избегали, всего, что казалось им скучным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116