Я быстро вытащил из кармана монетку и ударил по звонким струнам: впереди по курсу виднелся остров, и на песке, размахивая копьями, плясали папуасы.
Толпа у калитки взвыла…

3

– Пообещай, что ты отдашь это обратно! – поднявшись наверх и тяжело дыша, умоляла тетя Зина.
– Мне допуск к секретной документации не хотели открывать из-за джаза! – отговаривался дядя Жора, не слезая с круглого стула ударника. – Имею я право хотя бы на старости лет соединиться с предметом своей тайной страсти?
– Это точно, – поддакивал отец. Они с Дениской трогали медные тарелки и проверяли, как работает педаль хай-хэта. – Тогда с этим делом было строго. Нас и стилягами обзывали, и на комсомольском собрании разбирали…
– Нет, это невозможно! – держалась за виски тетя Зина. – Сколько же ты заплатил за эту тайную страсть?
– Совсем недорого. Грех было отказываться. Зинуля, ты же знаешь – я тридцать лет мечтал о саксофоне!
– Ну хорошо – саксофон! А зачем эти дурацкие барабаны? Зачем гитары?
– Продавалось только все вместе. По оптовой цене. Совсем недорого. Смешно даже говорить… Музыка благотворно влияет на нервную систему! И всегда можно продать с тройной выгодой!
– Вот и продай, пока не поздно! – Тетя Зина махнула рукой и пошла вниз – пить валерьянку.

Вечером из города пришла тревожная весть: на дверях многих инвестиционных фондов висят замки, деньги по вкладам не выплачивают, но кое-где еще принимают. Телевизор бубнил нечто тревожное.
Дядя Жора присвистнул и сказал, что нужно в темпе звонить Катьке в Москву. Но она позвонила первой:
– Папа, срочно снимай все деньги!
– Я уже снял! – отрапортовал дядя Жора.
– И куда вложил?
– В музыку.
– Что за фирма? Первый раз слышу.
Дядя Жора положил трубку на тумбочку и выдул на саксофоне несколько протяжных аккордов.
– Слышала?
– Ты что, выпил? Позови, пожалуйста, маму.
– Она уже идет. – Дядя Жора держал саксофон наперевес, как винтовку.

4

Семнадцатого августа случился дефолт, и всем стало ясно, что финансовые пирамиды – надувательство в чистом виде.
Из Москвы приехали на своем джипе Катька с Никитой, и мы впервые услышали сумму их семейной потери – десять тысяч долларов. Она могла быть и больше, не сними в тот день дядя Жора деньги из «Нефтьалмазинвестзолота» и не купи он саксофон и прочие музыкальные инструменты. Причем своих денег дядя Жора не вкладывал – их попросту не было, он лишь выполнял роль финансового оператора и консультанта по Северо-Западу.
– Да, графа Монте-Кристо из меня не вышло, – кряхтел дядя Жора. – Буду переквалифицироваться в джазмены. Надену темные очки и встану у метро с саксофоном. Нет, если вы хотите, я продам всю эту музыку…
– Играйте на здоровье… – Катька переглянулась с Никитой и тронула кнопочки на саксофоне. – Мы сейчас открыли второй фитнес-центр в Бирюлеве, как-нибудь выкрутимся…
Они уехали не особенно опечаленные, со смехом рассказав, какие суммы потеряли известные московские люди.
– Не вини коня, вини дорогу, – философски выразился отец по поводу коммерческой неудачи. И, дурачась, постучал по голове Дениса барабанной палочкой: – И пораженье от победы ты сам не должен отличать!

5

Мы быстро сыгрались.
Дядька солировал на саксофоне. Иногда он трогал ногой педаль хай-хэта, разбавляя мелодию шелестящим вызваниванием тарелок. Я бегал пальцами по тонкому грифу бас-гитары, пытаясь ритмовать его пассажи. Дениска поддуживал в гармонику. Отец с сияющими глазами звенел струнами банджо и притопывал ногой по полу. Музыкальные занятия явно шли ему на пользу.
Но вот дядька откладывал сакс и две-три минуты бушевал на ударных. Дядя Жора стучал и звенел так, что восторг охватывал душу, и мне хотелось разбить свою гитару о перила балкона, грохнуть о землю малый барабан и задушить дядьку в объятиях – так отчаянно он молотил палочками и нажимал на педаль хай-хэта.
Разросшаяся толпа у забора свистела и аплодировала. Мама с тетей Зиной предлагали нам продавать билеты, а Насте – петь в нашем маленьком семейном ансамбле.
Зрители выкрикивали заявки. Несколько раз рыжий вихлястый пацан выбегал к нам с записочками и зачарованно заглядывал в раструб саксофона, осторожно приближаясь к нему красным ухом. Чаще всего просили исполнить соло на ударных.
Тогда дядя Жора неспешно выкуривал у перил балкона сигарету, победно вскидывал вверх руки – толпа предвкушающе завывала – и садился за ударные: вставлял ногу в стремя педали, проверял палочками и стальной метелкой, хорошо ли натянуты вожжи музыкальной повозки, пускал ее шагом, меланхолично покачивая в такт головой, затем рысью – его плечи вздымались и опускались, словно он и впрямь нахлестывал лошадей, затем, набирая скорость, принимался лупить налево и направо, доставать хлесткой палочкой коренного рысака – это был галоп, скачка на пределе, но вот его фигура в маечке и кепке-бейсболке начинала мелькать, словно он уклонялся от пуль и одновременно лупил по спинам лошадей, ёкала селезенка хай-хэта, стучали копыта и звенела упряжь – то был аллюр, самый настоящий аллюр!.. Но и это еще не все! Музыкальный шарабан, взяв перевал, шумящей лавиной катился под гору, и дядя Жора со вздувшейся шеей начинал осаживать его – из общего гула и грохота проступал стук одного коня, другого, вот кони выставили ноги, сдерживая звенящую повозку и не давая ей кувырнуться в пропасть, вот копыта звонко и раздельно застучали по дороге, вновь стало слышно звяканье упряжи, и возчик натягивал вожжи, сам не зная, вновь пустит ли повозку вскачь или остановит ее…
Однажды мы с дядей Жорой разминались на балконе, готовясь играть «Чикагский блюз».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47