При этом они поют:

Пусть Биг-Бен не затмят эти вышки,
и народ мы простой,
не большие сеньоры,
не британские важные лорды –
погоди, и увидишь ты скоро,
как танцуют сидельцы-мальчишки,
чуть заслыша аккорды
этих танго, что спеты тобой.

Не прекращая танцевать, заключенные проводят Молину по всем уголкам тюрьмы, словно превратившись в одного большого и гостеприимного хозяина, который показывает Молине его новое жилище:

Не шикарные здесь коридоры,
антураж этих залов и комнат
не напомнит тебе «Гранд-Отель»,
даже твой пансион не напомнит,
но зато убедишься ты скоро,
что поклонников сладки восторги:
заживешь ты у нас, как Гардель
на гастролях в Нью-Йорке.

Кажется, что тюремное начальство само позаботилось об устройстве этого праздника: в определенный момент в руках у арестантов откуда ни возьмись появляются помятые металлические кувшинчики и звучит единодушная здравица:

Пусть шампанского нам не нальют,
здесь молчать никому неохота:
будь здоров, музыкант молодой, –
салютуем коктейлем из хлеба с водой;
так и знай, что в «Девото»
будет твой настоящий дебют.

Хуану Молине пришел на память тот далекий день, когда он, еще мальчиком в коротких штанишках, впервые увидел Гарделя. А теперь его самого приветствовали с таким же обожанием. Он сделался частью мифологии всех тюрем этой страны; его имя, передаваемое из уст в уста, облетело все камеры во всех узилищах и застенках. В этом параллельном, потаенном мире, население которого состояло из арестантов, он был самым знаменитым человеком. От приема, устроенного ему в тюрьме «Девото», Молина получил больше приятных волнений, чем когда-либо получали самые прославленные тангеро, которым рукоплескал Париж. И эта встреча положила начало его сольной карьере. Вынужденное расставание с Сеферино Рамальо превратило миф о дуэте с именем Молина – Рамальо в самодостаточное, короткое и звучное имя Хуан Молина, которое теперь знали все.

7

Ничто не отличало Хуана Молину от тех знаменитостей, что существовали «там, снаружи». По понятиям этой параллельной вселенной Молина был богатым человеком. Он носил самые лучшие костюмы, жил в отдельной «резиденции» в самом близком к тюремному начальству помещении, спал в удобной постели, получал на обед те же блюда, что и начальник тюрьмы, курил сигареты «BIS», а иногда и гаванские сигары. У Молины теперь был помощник, которого певец всегда называл «мой друг» – хотя это была просто форма вежливости, а еще Молина обзавелся чем-то вроде импресарио, который улаживал детали его выступлений. Обычно певец выступал по пятницам и субботам в большом дворе, и эти концерты были главными событиями тюремной жизни. Преклонение остальных заключенных перед Молиной не знало границ. Все были благодарны ему за ту радость, которую юноша дарил им дважды в неделю.
Подобно тому как президенты устраивают в честь иностранных посланников концерты лучших артистов своей страны, начальник тюрьмы всякий раз, когда к нему являлись с визитом представители государственной власти, потчевал гостей песнями Хуана Молины, попутно в лучшем свете выставляя свои достижения на посту руководителя исправительного заведения.

Однажды вечером, когда Молина ничего такого не ожидает, юноше сообщают, что к нему прибыл посетитель. Новость разносится по коридорам, как огненная вспышка, вся тюрьма ходит ходуном: повидать Молину явился Карлос Гардель, собственной персоной. Оставшись наедине, в присутствии одного только охранника, который не может отвести глаз от Певчего Дрозда, Гардель и Молина молча смотрят друг на друга. Оба курят. Во взгляде Красавца с Абасто есть что-то такое, что разглядеть может только Молина. Теперь они, каждый в своем измерении, – две знаменитости. Карлос Гардель никогда не простит своему водителю, что тот так и не раскрыл ему, что он – тоже тангеро. Однако впервые он смотрит на Молину как на равного себе. Этим двоим так много нужно сказать друг другу, что они предпочитают молчать. Бывший водитель, чья преданность не знала границ, подыскивает самую короткую и наименее сентиментальную фразу, чтобы дать Гарделю понять, что приходить к нему больше не нужно. Гардель понимает. Никаких разъяснений не требуется. Посетитель встает, каблуком тушит окурок сигареты, поворачивается к заключенному спиной и уходит, не попрощавшись. Оба знали, что эта встреча станет для них последней.
Молине нравилось время от времени затеряться в запутанных переходах тюрьмы, отыскать, как водится, самый темный уединенный угол, закурить сигаретку и, укрывшись занавесью этого дыма, не давать воли воспоминаниям. Однако после того дня, когда Гардель навестил его, певец уже не мог удержаться от попыток восстановить детали далекого уже вечера, когда он натолкнулся на тело Ивонны. И вот, в темноте этих одиноких убежищ, Молина помимо своей воли ощутил нечто вроде озарения: разрозненные черточки понемногу начали складываться в единую картину; он был на пути к тому, чтобы полностью разобраться в событиях трагической ночи. Молина вспомнил, как, оторвавшись наконец от тела Ивонны, он подошел к граммофону и избавил пластинку от бесконечной гонки по кругу. Он был как в бреду. В беспамятстве. На мгновение он засомневался, не сам ли поставил эту пластинку. Он еще раз восстановил свои действия с того момента, как вошел в квартиру, и вспомнил, что пластинка уже стояла на вертушке, ему оставалось только покрутить ручку. В мерцающем свете вывески все казалось зыбким, неявным. На передвижном баре стоял пустой пузырек, в нем не осталось ни пылинки от того, что раньше хранилось внутри, – от кокаина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56