И не надо никакого скальпеля. Чудо. Хирург, не отходя от кас-
сы, повытаскивал у него из спины пару осколков, помазал йодом, и Микола
двинулся своим ходом в палату за шмотками, выписываться. С футболом, са-
ми понимаете, пришлось завязать, на складе бутсы выдает под расписку, но
в научных кругах Микола теперь - большая знаменитость, его показывают
студентам, чтобы знали, на что природа-матушка способна...
Глава тридцать пятая
--===Свое время===--
Глава тридцать пятая
...Настал, наконец, тот день, когда Наташа, держась за стенку, впервые пошла
по коридору больницы своим ходом.
- Смотри, Валера, нет, ты посмотри, - осторожно передвигая ноги, ра-
достно и удивленно говорила она мне. - Я же иду, понимаешь, иду... Са-
ма...
Я шел рядом с ней, согнув в локтях руки - так легче было бы подхва-
тить Наташу, если, не дай бог, оступится. И все-таки есть справедли-
вость, вот поправится Наташка, вот получим мы квартиру и заживем счаст-
ливо, и будет у нас свой дом, своя дверь. Большое дело, великий смысл,
оказывается, в дверях. У одних дверей, черных, обитых под черную кожу,
как двери директорского кабинета, стоишь и томительно ждешь, и дверь
изучает тебя стеклянным холодным глазом. А другие двери прижаты навытяж-
ку вдоль стенки передней, и через порог, сквозь проем льется музыка, ма-
нит свет и к тебе протянуты руки. И да будет так у нас.
Хранители тайн,
любители тайн -
двери!
Языками замков,
косяками оков
от беды оградите
и откройтесь друзьям,
и желанным гостям,
и хорошим вестям...
Я даже знаю, где и каким будет наш дом, наша квартира. Общей полезной площадью
двадцать квадратных метров. С огромной кухней в одиннадцать квадратных метров,
неподалеку от метро, семь минут ходу, в районах улиц, носящих имена Щепкина,
Дурова, Гиляровского, бывших Мещанских, с видом на Тополев переулок, где по
утрам поет муэдзин на своем минарете и во дворе автобазы стоит неухоженная,
замызганная, но прекрасная, как Золушка в ветхом платье, церковь митрополита
Московского постройки самого Казакова.
Наша дверь - это вход.
В наш дом, в наш мир, в наше царство. За ее спиной я останусь вдвоем
с любимой и окружат меня в моем воображении те, кого я встретил в своей
жизни, вспомнится то, что прочувствовал, осознал и понял, и родится
звук, явится строка, сложатся стихи, напишутся киносценарии... За ее на-
дежной спиной завершу я задуманное... То, что торопливо записано в мину-
ту озарения и томится в желтеющих тетрадках...
... Телефон-автомат... На улице... Сценарий или рассказ - неважно -
можно так и назвать "Телефон-автомат"... Девочка - подросток, почти де-
вушка, на грани превращения кокона в бабочку: маленькая сумочка через
плечо на длинной ремешке, неумелая, робкая косметика, независимый, по-
лупрезрительный взгляд, но это от близорукости. Как у Марины Цветаевой.
Она деловито подходит к телефону-автомату, озабоченно вздыхает, вставля-
ет монетку в прорезь, снимает трубку и набирает цифру, но только одну и
начинает говорить... Мы слышим ее монолог в диалоге с кем-то и начинаем
понимать, что этот кто-то очень ее любит, очень по ней страдает, очень
скучает в разлуке с ней, а она, позвонив, дарит ему свое общение и на-
дежду. Они беседуют о книгах и выставках, о фильмах и спектаклях, среди
их знакомых знаменитые артисты, известные писатели и дикторы телевиде-
ния... Не только мы слышим этот разговор с паузами, во время которых ус-
певаешь домысливать слова ее собеседника, все это слышит и молодой чело-
век, который ждет своей очереди позвонить. Он - невольный свидетель ее
слов, он с интересом начинает поглядывать на нее, заходит сбоку телефон-
ной будки, чтобы рассмотреть ее получше, но их разделяет стекло, а она,
заметив незнакомца, вдруг начинает горячо обвинять своего собеседника в
черствости, бездушии, во всех смертных грехах и со слезами на глазах
бросает трубку, промахивается мимо рычага - качается трубка - выбегает
на улицу и исчезает за углом. Удивленный таким разворотом, молодой чело-
век входит в телефонную будку, берет неостывшую трубку, прижимает ее к
уху и обнаруживает, что в трубке глухо, как на дне омута, что монетка,
вставленная в прорезь, не провалилась, значит... Значит, она говорила с
воображаемым собеседником, с выдуманным человеком... С тем, в ком она
так сильно нуждается, с кем разделила бы свое одиночество... С телефоном
на улице... С автоматом...
Или...
Погожий осенний день. Даже жарко, несмотря на холодок налетающего ве-
терка. Томительно скучно в медленно движущейся очереди за яблоками. Де-
ревянные ящики с импортными наклейками стопой выстроенные прямо на тро-
туаре, пластмассовый стол с весами, продавщица в свежезамаранном халате,
разношерстная очередь и груда пустых ящиков с другой стороны стола. В
очередь встали Он и Она... Судьба?.. Случай?.. Неизвестно, но видно, им
на роду написано было встретиться в этот погожий осенний денек, и Он, не
зная об этом, просто отмечает про себя красоту плавного изгиба ее шеи, а
Она, тоже не зная об этом, оборачивается и встречает его внимательный
взгляд. Мало-помалу движется очередь, лениво бранится продавщица со
сварливой старухой в белой панамке. Он и Она успевают сказать что-то
незначительное друг другу, например, "...яблоки, как на полотнах
Сарьяна, не правда ли?" И это оказалось значительным, полным другого
смысла, потому что они заволновались, сами не понимая от чего, а ведь то
был обмирающий холодок предчувствия - скорее всего голопопый, лукавый
мальчишка пролетел над очередью за яблоками, сверкнул золотым крылом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64