..
Тихо, ребята, а вот если Москва опустеет, то за сколько лет она зарастет?
Глава тридцать четвертая
--===Свое время===--
Глава тридцать четвертая
Я взял отпуск на неделю и приходил в послеоперационную палату, как на работу.
К девяти утра.
В палате две койки - справа Наташина, на другой - Вероника Приходько.
Операцию им сделали в один день.
В первый день меня не пустили - они отсыпались после наркоза и обез-
боливающих уколов, чтобы не помнить скальпеля, и раны их еще не болели.
Никогда не задумывался и не знал, что, оказывается, хирургический разрез
- это тоже ранение. Умышленное, продуманное, обоснованное - но ранение.
Мою Наташку ранили.
Поначалу я смущался, не зная, куда деться, как подойти к высокой кро-
вати с регулирующими наклон тела рычагами, со стояком, на котором висела
опрокинутая бутылка с мерными делениями, по капельке вводящая раствор в
вену. В конце концов устроился на жестком стуле в ногах Наташи так, что-
бы видеть ее лицо, и когда она просыпалась, возникала из небытия, то
сразу же улыбалась мне. Я боялся ее тревожить, неуклюже протирал ей пе-
ресохший рот смоченной в воде ваткой, каждый раз спрашивал о само-
чувствии, пока не понял, что ей трудно отвечать и что лучше всего просто
быть на подхвате, когда это потребуется.
К Наташиной соседке Веронике никто не приходил. Черноокая, стесни-
тельная украинка из Одессы. Муж ее не сумел приехать, как она объяснила,
не отпустили по работе.
Я напряженно старался помочь им, но они ни о чем не просили за исклю-
чением пустяков: поправить подушку, подать салфетку - день тянулся бес-
конечно медленно, мне было жарко в теплом свитере, надетом под пиджак, и
к вечеру я устал так, словно на мне воду возили. Пусть даже в виде мок-
рой ватки для смачивания.
На следующее утро медсестра показала мне, как, положив руки на грудь,
помочь Наташе откашляться, очиститься от сукровицы заживающей раны. И
каждые два часа я ощущал ладонями, как замирает и бьется Наташкино серд-
це, я держал его, как драгоценный сосуд, как птицу, которая доверчиво
устраивается в моих руках, как в гнезде.
Вероника, густо покраснев, наотрез отказалась от моих услуг, медсест-
ра же попалась то ли неопытная, то ли ленивая, и к вечеру у Вероники по-
лезла в гору температура, ее увезли следующим утром на бронхоскопию -
это когда трубку вставляют в горло и откачивают скопившееся, а я смотрел
на Наташку и радовался, что, наконец-то, я ей действительно помог, помог
своими собственными руками.
С этого дня девчата пошли на поправку.
Гардеробщицы уже знали меня в лицо, я сам заходил за стойку, вешал
плащ, накидывал на плечи белый халат и поднимался на третий этаж.
Тлеющий, мерцающий огонек жизни разрастался в жаркое, сухое пламя.
Заблестели глаза, заиграл слабый румянец, появился интерес к косметике,
проснулся аппетит. Здоровье - полнокровная основа жизни, без него тусклы
желания, забыто творчество, безрадостно существование. Выздоровление -
как восход солнышка, как рассвет ясного дня - с каждой минутой все
больше света и тепла.
- Ой, рятуйте, люди добрые, наш чоловик прийшов, - певучеприветство-
вала меня Вероника.
- Валера, а ты оказывается чоловик, что на украинском означает муж, -
улыбнулась Наташа. - По-моему, очень правильно. Мой муж - человек.
- Что, малыши, соскучились за ночь?.. Что новенького?.. Как темпера-
турка?.. Ну-ка, ну-ка... Кто это кашу у нас не доел?.. Не слышу...
- Надоела каша. Каждый день одна каша, - сморщила нос Наташка. - Воб-
лы хочу. Я же просила тебя воблочки, хоть кусочек, маленький такой, про-
сила, скажешь нет?
- Ты же знаешь, что соленого вам никак нельзя. За-пре-ще-но. Но! Ваш
чоловик слов на ветер не бросает. Сказано - сделано, обещал - принес.
- Ура! - восторженно, в два голоса, тихо прокричали Наташа и Верони-
ка.
- Но! - я назидательно поднял вверх палец. - Сначала детки скушают
кашку.
- Дай воблочки, жадина-говядина, турецкий барабан, соленый огурец, на
полу валяется, а никто не ест, - плаксиво заныла Наташа. - А еще челове-
ком называется.
- Вот эту ложечку за Наташеньку, за ее здоровье. Умница девочка, хо-
рошо кушает, мужа слушает. А эту - за маму. Она тебе приветы передавала,
завтра опять придет. Завтра к тебе целая делегация явится, жди. Вот, мо-
лодец, и эту съела. А эту за Веронику, видишь, как она тоже старается,
ест кашку-малашку... Ну, и последнюю за мужичка твоего... Вот и все. А
разговоров-то было. Держи-ка кусочек воблы, я ее еще дома почистил.
- А мне нихто не дасты, нихто не подасты, - горестно подняла глаза к
потолку Вероника. - Не приехал мой Грицай... Вот я бачу, як же вы любите
дружка дружку. Як лыбеди.
- Валера, а ты, правда, похож на лебедя в этом белом халате, - тихо
сказала Наташа и счастливо улыбнулась.
- А я, Наташа, люстру нам купил. Вчера забежал в магазин "Свет", что
рядом с вокзалом. Так, на всякий случай. И вот, посмотри...
Я достал из сумки завернутый в несколько слоев газетной бумаги пла-
фончик от люстры, распаковал его и высоко поднял на вытянутой руке. Мо-
лочно-белый, колокольчиком, с желтой каемочкой. Как цветок ландыша.
- Какая удивительная прелесть! - засветилась улыбкой Наташа. - Ой,
Валера...
- И почем же это ваше стекло?
В дверях стоял невысокий, худощавый, с живыми черными глазами и ни-
точкой усов на верхней губе мужчина в небрежно наброшенном на плечи бе-
лом халате.
- Ого, явився, - грозно сверкнула глазищами Вероника. - Грицай, чтоб
тебя разорвало...
- Гриша, - представился Грицай Наташе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64