В три снова сел за пасьянс. Он все время сходился. Я даже усложнил
его специально - карты ложились, как по заказу.
Долго стоял у окна. День постепенно мерк, лишь светился в сумерках
белый идол жилой башни. Что случилось?.. А что могло случиться?.. Я уже
лихорадочно непрерывно перебирал мысленно возможные варианты...
Суд отменили?.. Почему не позвонила?..
Не отпустили из больницы?.. Быть не может...
Муж не явился?.. Сказали, что это не имеет значения, и без него можно
обойтись...
Что-то выяснилось на суде?.. Что?.. Непонятно...
Авария?.. Обморок?.. Не дай Бог...
Вернулась к мужу?.. Не хочет разводиться?..
В пятом часу я сидел на кухне отупевший, опустошенный, усталый, бесс-
мысленно изучал узоры на клеенке, среди которых мне чудились, как бы
проступая сквозь поверхность, то какие-то химеры, то подмигивающие ста-
рухи.
Звонок в дверь.
Долгий, нетерпеливый.
Я медленно поднялся, дошел до передней, щелкнул замками, отворил
дверь.
Наташа с порога бросилась мне на шею, крепко-крепко прижалась, обхва-
тила голову руками, целовала глаза, щеки, губы.
Я стоял окаменевший.
От нее попахивало вином.
Наконец, она отстранилась, стала пристально вглядываться мне в глаза:
- Что с тобой? - спросила, еще радостно улыбаясь, но уже встревожен-
но.
Я молча смотрел на нее, не в силах двинуться, улыбнуться, даже дышал
с трудом.
- Да ты что? - улыбка окончательно сползла с ее побледневшего лица.
- Ну, перестань, что с тобой? - она стала судорожно трясти меня за
рукав.
- Ничего, ничего... - сумел выдавить я. - Что ты стоишь?.. Раздевай-
ся, пожалуйста...
Она скинула пальто, теплый платок, сапожки, маленькая передняя была
наполнена ее дыханием, ее теплом, запахом ее духов - все такое родное и
в то же время такое далекое, непостижимое...
Мы прошли в комнату и сели рядом на диван.
Наступила долгая пауза. Я молчал, не смотрел на нее, только гладил ее
руки.
И тут Наташа ткнулась мне в плечо головой и расплакалась.
- Ну, прости меня, я тебя очень прошу, прости... И пойми... Ты должен
сейчас меня понять... Все оказалось не так просто, как я ожидала. Нет,
не на суде. Там не было проблем. Он пришел вовремя, зря ты беспокоился.
Мы сказали, что расстаемся, потому что кончилась любовь, бывает же
так?.. И судьи увидели, что иначе у нас и быть не может, а когда вышли
из суда, он говорит, давай зайдем в кафе на пять минут, расстанемся
по-хорошему... Он так просил, так просил, мне его даже жалко стало...
А меня не жалко, подумал я.
- Ну, зашли мы в кафе, заказал он вина, мороженого, сначала просто
сидели, разговаривали, а потом он стал вспоминать... Ведь мы же с
детства дружили. Он влюбился в меня в третьем классе, приставал на пере-
менках, за косу дергал. И так продолжалось все время, не отставал он от
меня, покоя не давал. И все знали, что он меня любит. С седьмого класса
мы были уже неразлучны. Все праздники, все вечеринки, в кино - только
вместе. А в девятом классе на Новый год мы уехали к нему на дачу... Всем
сказали, что идем встречать Новый год в другое место, и уехали... Од-
ни... Холодно было очень... Он вспоминал все это в кафе, шутил, смеялся,
а глаза грустные-грустные... И сказал, что лучше мужчины, чем он, я не
найду и все равно вернусь к нему... И что он дурак самоуверенный, потому
что думал, что я предана ему на всю жизнь... И что слишком мать свою
слушал, не хотел ее обидеть, а меня потерял... Сказал, что теперь он от
матери уйдет и ждать меня будет...
Наташа говорила что-то еще, а я поначалу, взревновав ее, злился на
весь свет, а потом понял, что ей обязательно надо выговориться, ей необ-
ходимо было рассказать все это, не таиться, довериться мне, потому что
из нее уходил мужчина, первый мужчина в ее жизни, она расставалась с
ним, как с первой любовью. Он уходил, а она приходила ко мне.
Насовсем.
И принадлежала отныне только мне. И я становился тем, кто являлся во
все века для женщины и защитником, и добытчиком, и рыцарем, и поэтом.
- Я люблю тебя, Наташа, - сказал я.
И она перестала плакать.
И опять улыбнулась.
Родная моя...
Судьба.
Глава двадцать пятая
--===Свое время===--
Глава двадцать пятая
Надо было жениться.
И как можно скорее.
Теперь наша судьба зависела не от нас - от других людей.
Другие люди? А кто они? А кто свои люди? Свои - те, которые по могут,
а остальные - другие. Другие - это чужие, даже если они родственники,
родные по крови. Так жизнь делит на своих и чужих.
Ян был свой. Настоящий свой. Он, как это часто бывало и прежде, надо-
умил меня:
- Без официальной общественности тут не обойтись, - решительно сказал
он. - Положим, явишься ты в загс, начнешь просить, распишите меня сегод-
ня, иначе я квартиру не получу - кто тебе поверит? А вдруг у тебя фик-
тивный брак? Брачок-с. Получишь ордер - и на развод. Нет, тут Горобец
нужен. И Лика. Правда, Горобца уломать будет трудно, уходит ужом он от
всяких просьб - не любит за других хлопотать без собственной выгоды. Его
я беру на себя, у него должок один есть, выручил я его в трудную минуту,
придется напомнить. А вот Лику попроси ты сам.
Загс.
Странное заведение. Свадьба, развод, рождение и смерть под одной кры-
шей. И очень нужное и важное заведение. Без свидетельства ты неизвестно-
рожденный, ты жене не муж, без свидетельства даже не похоронят. А по су-
ти своей - просто вписывают все эти важнейшие вехи в жизни человека в
обыкновенную регистрационную книгу. Это и есть книга наших судеб. Ника-
кой мистики. И, может быть, пишется эта книга одной и той же рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64