– А я ведь думал, дня на три хватит… Ну ничего, сигналить так сигналить! А меньше что за дым?
То и дело Росин посматривал в голубое небо… Но там только редкие, просвеченные солнцем облака.
Чайки и крачки уже привыкли к дыму. Сновали возле самого костра, пролетая порой сквозь серые клубы.
– Полно. Не шибко часто тут самолеты. Лучше бы те дрова да в зиму…
Росин подошел к озеру, зачерпнул обеими руками воду, плеснул в лицо. На губах горько-соленый вкус пота.
– Ладно, Федор, теперь до вечера недолго. Подымлю, если уж взялся. На худой конец, утки лучше прокоптятся.
Село солнце. На берегу догорал сигнальный костер, разнося по воздуху белый пепел сгоревшей хвои.
– Кончи, паря, звезда вон небо просверлила. Кто теперь полетит.
…В небе и тихих затонах замигали звезды. Потонули во тьме берега, слились с небом контуры деревьев.
Федор сидел возле костра и неторопливо мешал деревянной ложкой щи из кислицы. Росин подтолкнул в огонь недогоревшие концы веток. Федор опустил руку с ложкой и невидящим взглядом смотрел на огонь.
– Да, беспокойство дома. Наталья, поди, ревет втихомолку… А Надюшка, должно, в школу пошла…
Улыбался Федор редко. Но когда разговор заходил о Надюшке, лицо его всегда теплело и становилось особенно добрым от этой отцовской улыбки.
Но вот оно опять стало хмурым.
– Портфелю сулил ей купить…
«И Оля теперь уже занимается, – подумал Росин. – Кончились каникулы…»
В костре зашумели убежавшие щи.
– Давай-ка есть, – спохватился Федор. – Готово давно.
Оба молча принялись за еду.
Крупные звезды горели зеленоватым светом, как горят в темноте кошачьи глаза.
Все больше на небе звезд, все гуще сумрак. Костер теперь как в шатре из непроглядной мглы. В этот шатер то и дело влетали ночные бабочки и, опалив крылья, гибли в огне.
– А у меня мать еще ничего не знает. Волнуется, конечно, у калитки безрукого дядю Яшу с почтальонской сумкой встречает. А он: «Нет, Катерина, опять ничего. Да ты не грусти, напишет…» А ведь скоро из управления напишут: «Пропали в тайге».
Росин замолчал. Вспомнилось неутешное горе матери, когда дядя Яша принес извещение о смерти отца.
– Ничего… Что мы, померли, что ли? Вернемся, опять ладно все будет.
– Не знаю. После смерти отца у нее сердце здорово пошаливать стало.
– Ничего. Мать, она как раз сердцем чует, жив или не жив.
Возле притухающего костра стало холодно. Росин поднялся, ушел в темноту… Вернулся с сушняком. Федор спал. Положил голову на кочку и спал. «Что ж, ведь он вырос у костров… А мне вот что-то не спится».
Росин подбросил дров. «Да, хорошо бы, если люди могли чуять сердцем, – думал Росин, вспоминая Олю. – Тоже ждет писем…»
Вспомнилась первая встреча. Поздняя электричка. По окнам извилистые струйки дождя.
И вдруг она! Вошла и села напротив вместе с подружкой. «Не знаю, как проберусь в этих туфельках. Дождь, темень». – «Говорю, пойдем ко мне, – предложила подружка. – Переночуешь, а утром съездишь». – «Что ты, если брат просит приехать, значит, надо». – «Тогда счастливо добраться. Я схожу. На лекции встретимся». А перед следующей остановкой пошла к выходу и она.
Тоже вышел в тамбур.
«Возьмите». – «Фонарик? Зачем?» – «Берите, берите», – почти силой впихнул, когда была уже на платформе. – «Как я его верну?» – «Я найду вас».
И нашел. Потому что на штампе ее книжки видел: «Московский медицинский институт».
Оказалось, приехала в Москву с Байкала. И глаза у нее под стать Байкалу – голубые, бездонные.
Над озером засверкала луна.
«Может быть, ее видит Оля… А все-таки странно: вот эту луну сейчас видят люди, которые спокойно живут, работают, ходят в кино. Им и в голову не приходит, что есть где-то вот такие дебри и люди, которым уже начинает казаться, что на свете и нет ничего, кроме этих дебрей.
Что бы я сейчас отдал за какой-нибудь приемник! Ведь сколько всяких событий! А у нас о них ни малейшего представления. Слушал бы без конца и день и ночь!
Все-таки какое же чудо приемник! Сидя вот здесь, знать, что творится в мире. Даже слушать репортаж о футбольном матче… Как далеко все это! Можно сойти с ума».

Глава 19

Росин услышал шум мотора. Выскочил из избушки. Но никакого шума уже нет. Вернулся в избушку – опять шумит. Хотел снова ринуться, выбежать, да понял: это Федор тихонько храпит на нарах.
– Вставай давай. Чего ты храпишь, как самолет. Возле избушки пирамидками наставлены длинные прутья с нанизанными на них грибами.
Одна из пирамид потихоньку шевелилась. Осторожно, на цыпочках, Росин подошел к ней. Не замечая его, белка старательно разгрызала гриб, чтобы снять его с прута. Разгрызла, взбежала с ним на дерево и ловко засунула в развилку сучьев.
– Смотри-ка, Федор, там уже десятка полтора грибов!
Испуганная голосом Росина, белка цокнула и замелькала между веток.
– Вот так-то. Ты бурундуков грабить не хошь, а белка нас грабить не совестится… Хороший нонче год для промысла: белки много. Дела у нового председателя складно пойдут… Хоть бы пса моего на охоту кто взял. Неужто весь сезон без дела будет?
– Уж очень молодой у вас председатель. Мальчишка совсем.
– Ничего. Собьется где, старики поправят. Только у него пока все как надо идет. Звероферму вон наладил. На ней бабы не меньше нашего зарабатывают, и для колхоза прибыль… Парень он расторопный, грамотный. До него всё старики колхозом правили. Привыкли по старинке тихонько жить, а он у нас парень хваткий. На-ка вот, готов. – Федор подал Росину только что сделанный деревянный совок с длинными, как пальцы, зубьями, переходящими в лоток. – Вот так прямо: зубья – в брусничник и встряхивай легонько.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52