- Это просто традиция, - заметил я. - В армии часто командира называют батей. Конечно, если он нормальный мужик, а не конь в пальто.
- Нет-нет, - живо возразила она. - Генерал Лазарев в самом деле был ему как отец. Он заставил его поступить в академию, приезжал к нему. Он даже специально прилетел из Кабула на нашу свадьбу.
- Специально прилетел из Кабула на вашу свадьбу? - позволил я себе усомниться. - Командир спецподразделения "Каскад" специально прилетел на вашу свадьбу?
- Ну, так он сказал. Возможно, пошутил. А потом его семьей стала я. Если бы вы знали, Сергей, какой он был нежный! Он умел радоваться всему. Даже снегу. Даже дождю. Господи, я не могу привыкнуть к тому, что он жив. До сих пор не могу. Вы уверены, что этих червячков можно есть?
- Не очень. Но, может, рискнем?
- Давайте рискнем, - согласилась она. - Только вы первый.
В этом месте наш разговор прервался звонком Мамаева.
Я не сразу вернулся в зал ресторана "Китайский летчик Джао Да", где за столиком в дальнем от эстрады углу сидела Галина Сомова. По залу были развешены китайские фонарики, на столах светились китайские лампы, как маленькие пагоды. Ее узкое лицо с большими серыми глазами и крупным красивым ртом в мягком свете пагод казалось совсем юным.
Такой она, вероятно, была, когда они встретились. Студентка московского пединститута и слушатель академии ГРУ.
Они встретились осенью восьмидесятого года. Ему было двадцать четыре года, ей девятнадцать лет. Где они встретились? Там, где и происходили такие встречи. Там же, где я, тогда еще курсант Высшего командного училища ВДВ, встретился с Ольгой, студенткой "Гнесинки".
На картошке.
Через год они поженились. Родители Галины разменяли трехкомнатную квартиру на двухкомнатную и комнату в коммуналке в Сокольниках. Свадьбу отпраздновали в ресторане "Пекин". В то время слушатель военной академии мог себе это позволить. На свадьбе были родители Галины, ее подруги, генерал-майор Лазарев и сослуживцы Калмыкова из Чучковской бригады. Среди них - старший лейтенант Юрий Сомов, который в девяносто третьем году, после того как Калмыков по суду был признан безвестно отсутствующим, стал ее вторым мужем.
Через две недели после свадьбы майор Калмыков был откомандирован в распоряжение разведуправления 40-й армии, выполнявшей интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан. Осенью восемьдесят четвертого года он вернулся, через месяц улетел снова. На этот раз - навсегда.
А "Пекин" так и остался в ее памяти светлым пятном. Поэтому, наверное, она и выбрала китайский ресторан, когда я перехватил ее после занятий в школе и предложил где-нибудь поужинать и в спокойной обстановке поговорить. Она спросила: "Поговорить о нем?" Я сказал: "Да".
Пока мы разговаривали, к школе подъехал красный "Запорожец" с ручным управлением. Из него вылез невысокий плотный мужик лет сорока пяти, подошел к нам, слегка припадая на левую ногу, и смерил меня недружелюбным взглядом. Это был ее муж Юрий Сомов. Вид жены, разговаривающей с каким-то козлом возле сверкающего джипа, не больно-то его умилил. Козел - это был я. А джип - мой работяга "Ниссан Террано", надраенный до блеска по случаю выезда в Москву. Она представила меня:
- Познакомься, Юра. Это Сергей Пастухов, друг доктора Перегудова. Он хочет поговорить со мной. Езжай домой. Сергей привезет меня, не волнуйся.
Он молча кивнул, вернулся к "Запорожцу" и уехал.
- Ревнует, - объяснила она.
- Ничего удивительного.
Она усмехнулась.
- Вот я и напросилась на комплимент. А он не ревновал меня никогда. Он. Никогда.
- А вы его?
- Страшно, ужасно! - сказала она и засмеялась. - Я готова была выцарапать глаза любой, кто на него посмотрит. Потом поняла, что измена для него совершенно невозможна, немыслима. Потому что он жил в предчувствии катастрофы.
За весь вечер она так и не назвала Калмыкова ни по имени, ни по фамилии. Она говорила "для него", "ему", "его". "Он". Иногда мне казалось, что это слово она произносит с большой буквы.
Я стоял у входа в зал и смотрел, как за столиком в мягком свете китайской пагоды сидит и рассеянно вертит в руках деревянную палочку для еды девятнадцатилетняя студентка пединститута, которая имела несчастье полюбить человека, рожденного под черной звездой.
Или счастье.
Я вернулся за стол. Она спросила:
- Вы любите жену?
- Да.
- Вы говорите ей об этом?
- Ну, иногда.
- Нет, - сказала она. - Вы дурак, Сергей. Мужчины все дураки. Об этом нужно говорить каждый день. Утром и вечером. Повторять, как молитву.
- Он повторял?
- Да. Только не всегда вслух. Последний раз он сказал мне это в ту страшную ночь. Прокричал. Он уже был в шлеме и в костюме - в таком, специальном. Он поднимался по лесенке. Она была приставлена к самолету. Летчик уже сидел в кабине и махал ему, торопил. Но он спрыгнул и сказал мне: "Я тебя люблю. Что бы ни случилось, помни это". Двигатели ревели, но я услышала. Потом он улетел. Как ракета. И превратился в звезду.
- Он?
- Самолет. Давайте уйдем, Сергей. Спасибо за ужин. Здесь хорошо. И червячки вкусные. Мы поговорим. У вас есть вопросы. Я отвечу. А сейчас давайте уйдем.
II
Всю дорогу она молчала. Я тоже помалкивал, хотя вопросы шевелились во мне, как в животе китайские червячки.
Когда мы подъехали к ее дому в Сокольниках, было уже темно. В цокольном этаже сверкали витрины супермаркета. Подъездная площадка была заставлена машинами. Между ними сновали юные бизнесмены: помогали перегружать из тележек в багажники продукты, собирали и отвозили тележки в супермаркет, протирали стекла и фары. Я поставил тачку в сторонке под фонарем. Тут же возник какой-то шибздик в надетой задом наперед бейсболке, проворно открыл с пассажирской стороны дверцу и поддержал Галину под локоток, помогая ей спуститься с высокой подножки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81