Видел её раз пять или шесть, когда выходили с ним на связь. Когда бы наши ни появлялись из "зелёнки", - поздним вечером или на рассвете, - ханумка всегда выходила следом за Фаруком, будто привязанная. Тот цыкал на неё, она послушно отходила, но всё равно маячила неподалёку, пока Дубов или Лямин переговаривались с Фаруком. Жена отчего-то боялась оставлять мужа наедине с нами, будто надеялась защитить его от неприятностей местной жизни. Даже в смерти она его не оставила... Похоронить их мы не смогли - наблюдение засекло приближение группы "духов". Ввязываться в драку нам было нельзя, пришлось в темпе уходить.
Вот такое резюме. Если откровенно, Фарук знал, чем рискует. Пачки "афошек", которые ему передавали, были совсем не хилые. А вот ханумку его жалко, совсем ведь девчонка, лет семнадцать от силы. Её-то они за что? "Борцы за ислам" на жене за грехи мужа отыгрались, гниды "духовские"! Но ничего, даст бог, сочтёмся, не последний день эту "зелёнку" топчем. Сегодня, кстати, эту "программу" и попробуем воплотить, стемнело бы поскорее. Ночка верный наш друг и помощник, потому как к месту, куда мы идём, лучше подбираться затемно. Там у "духов" что-то вроде сторожевой заставы, и под утро там должен пройти Джунаддир со своими людьми. Откуда "контрики" эту информацию выцепили - не нашего ума дело, нам дано что попроще: передавить душманскую мразь. И чем больше, тем лучше. Кроме одного-единственного. Мужика, фотка которого есть у каждого из солдат, приказано взять живым, любой ценой! Впрочем, мыслить об этом пока рано, есть тут другая загвоздка. Район этот нам абсолютно неизвестен, раньше мы здесь не работали, местных тропок не знаем. Короче, нужен проводник из местных, чтобы не плутать попусту. И тогда утречком встретим их как положено.
Но, похоже, старший лейтенант, командир заставы, от этой перспективы совсем не в восторге, да и прапорщик Лямин как-то махом поскучнел, узрев старлея. А ведь застава эта, что к "зелёнке" притулилась, - место для нас идеальное, выдвигаться к месту операции очень удобно. Даст бог, сладится, найдут отцы-командиры общий язык. Вон, стоят уже рядышком, "зелёнку" в бинокль рассматривают, обсуждают чего-то. А у меня пока другая проблема один из обитателей заставы слишком пристально меня разглядывает. Голопузый, руки в карманах тёртых штанов, жуёт сигарету, и что-то нехорошее читается на его физиономии. Физиономия, надо сказать, очень мне знакома. Где я мог его видеть?..
* * *
... - Вдоль арыка не ходите... - старший лейтенант Гриньков глядел в бинокль, упорно игнорируя взгляд Лямина. - Там ещё по осени противопехоток насовали...
- А если левее взять? - спросил Лямин.
- Нельзя, с кишлака засекут...
- Ну, а вообще пройти можно?
- Всё можно, старшина, давай карту, покажу, план накидаю...
- А может, не стоит, товарищ старший лейтенант... - вновь засомневался Лямин. - Я пацанов не к тёще на блины поведу...
- Знаю... - Гриньков наконец оторвался от бинокля, вытер пот. - Знаю, прапорщик, и любую помощь окажу. Но своих я тебе не дам, не проси... Обращайся повыше, у меня ротный есть, комбат...
- Слушаюсь... - хмуро ответил Лямин. - Сейчас со своими свяжусь, пускай вас начальство воспитывает.
- Отлично... - одобрил Гриньков, переведя суровый взгляд на прапорщика. - Прикажут - дам человека, нет - извини... Грех на душу брать не хочу, мне вашего прошлого визита - во! - выше макушки хватит...
Минут пять они молчали, предаваясь угрюмым размышлениям. Старший лейтенант не мог забыть июльский вечер прошлого года, когда пропылённый тягач втащил на заставу сожжённый бэтр, с которого спрыгнул уставший мальчишка-солдат с тяжёлым заледеневшим взглядом. И видеть такой лёд в глазах Гриньков больше не хотел. Прапорщик же мечтал о скорой замене, после которой можно плюнуть на всё это дерьмо и укатить в свой Ярославль, где можно спокойно рыбачить и копаться в огороде, и как можно реже вспоминать эту кровавую мешанину...
Первым не выдержал Гриньков. Со вздохом опустил бинокль и покосился на прапорщика:
- Чёрт с тобой, уговорил...
- Вот спасибо!..
- Погоди... - поморщился "старшой". - Я тебе проводника даю, и не больше... Он у меня по осени на "дембель" уходит и должен уйти живым, понял?
- Понял я, понял... Он хорошо местность знает?
- Знает, всю осень и зиму здесь округу чесали...
- Ну и отлично...
- Да ты его тоже знаешь, он с вами на Яхлак прошлый раз ходил...
- Во!.. - прапорщик в растерянности почесал затылок. - Это тот хлопец, как его... Мальков?..
- Он... Под осень его зацепило, так после госпиталя он какой-то отмороженный стал... Ты гляди с ним, поаккуратнее...
- В смысле?
- В том смысле, что не знаю, чего с ним делать - то ли к награде представлять, то ли в трибунал налаживать...
* * *
...Вспомнил, это он. Тогда, правда, малость посуше был, чуть прихрамывал и наколка отсутствовала. А сейчас раздобрел, орёл во всю грудь крылья раскинул над словом "Кандагар"... "Дед" - по облику и содержанию... Ох, как он тогда о встрече мечтал!..
Дёмушкин сдвинул панаму на лоб и прикрыл глаза, собираясь чуть покемарить. "Голопузый" знакомец по-прежнему стоял у бэтра, щурился от сигаретного дыма и агрессивных действий не предпринимал. Вывод: пока можно отдыхать и размышлять о былом.
"Былое" сводилось к прошлому ноябрю, когда срок службы Дёмушкина составлял всего полгода. Тогда он ждал свою команду, тихо шалел, разглядывая седой от пыли Шинданд, и совсем не понимал, как можно прослужить здесь целых полтора года. Ясность внёс этот самый друг, прибывший с офицерами из 70-й за "своим" пополнением. Дёмушкин умудрился сцепиться с ним в первую же ночёвку. Оказавшийся по сроку службы аж "черпаком", тот тогда возжелал махнуться с Дёмушкиным ремнями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16