Некоторое время Дёмушкин смотрел на неподвижное тело, потом поднялся, убирая пистолет и поднимая автомат. Постояв в раздумье, двинулся вниз, к распростёртому телу. Шевелится, надо же... Значит, не зря сюда спускался...
Дёмушкин двинул ногой валяющийся рядом с "духом" автомат с "подствольником", рывком перевернул тело "духа" на спину. Тот с трудом открыл глаза, некоторое время мутным взором блуждал по Дёмушкину. Глаза его расширились, а пальцы слабо ощупали камни. Дёмушкин отрицательно качнул головой, лязгнул затвором, "дух" закрыл глаза и его губы, пузырящиеся кровью, вдруг начали что-то шептать.
Молится... Ладно, пускай Аллаха попросит - авось, поможет. Сад райский вымолит, прощение за грехи получит... Аллах всё прощает. Только я не могу простить Саню Рябцева, который свою Ирку с сыном никогда не увидит. Пусть "дух" молится - время у него ещё будет.
Дёмушкин нажал спуск, и "дух" скрючился от невыносимо-жгучей пули, пробившей его живот. Дёмушкин наклонился, подобрал трофейный автомат и, не оборачиваясь, полез вверх по склону. На половине пути он вдруг сообразил, что чего-то не хватает в окружающем мире, и лишь добравшись до вершины, понял: душманский гранатомёт больше не грохочет, и вообще - уже почти не стреляют. Лишь хлопают кое-где одинокие выстрелы - там тоже кто-то не прощает, и мстит...
Настырного "духа"-гранатомётчика он нашёл на вершине. Над его скрюченным телом стоял Палванов и курил. Увидев Дёмушкина, обычно невозмутимый узбек вроде как удивился: "Живой, Дёма?"
Дёмушкин молча подкурил от подрагивающей сигареты Палванова, вытер взмокшее лицо, присел рядом.
- Живой... - угрюмо повторил Палванов, бросил окурок на труп "духа", полез за новой сигаретой. - И я вот живой... - он помолчал, чиркая спичками. - Знаешь, Генку убило... - вяло толкнул ногой "духа". - Этот козёл... Когда рвануло, мы рядом были... Мне - ни царапины, а Гену наповал...
- Саню тоже... - оборвал его Дёмушкин, глядя на подножие склона, где смутно темнело тело. - Только я его достал...
- Плох он, ты бы сходил к нему...
- Что? - Дёмушкин непонимающе оглядел Палванова.
- К Сане сходи, говорю... - Палванов снова уставился на мёртвого "духа". - Помирает он, весь живот осколками изорвало. Тебя несколько раз звал...
- Где он? - облизнув мигом пересохшие губы, спросил Дёмушкин и встал. Где?!
- Там... - показал рукой назад Палванов. - Туда иди, увидишь...
Троих "тяжёлых" постарались устроить поудобнее: стащили отовсюду спальники, какие-то одеяла и халаты. Поймав пробегающего мимо фельдшера, Дёмушкин отстранённо спросил: - Вить, Сашка как?..
- Хреново... - ответил фельдшер. - Очень плох он...
- Сделай что-нибудь, слышишь!..
- Отвали!.. - разозлился Витька. - Ты тут ещё!.. У него множественные осколочные, проникающие - понимаешь, нет?! - и, вырвав рукав, быстро побежал к стонущему Кольке Разуеву.
Дёмушкин в бессилии подошёл к Рябцеву и осторожно присел рядом, мазнув взглядом по набухающей кровью повязке на животе. Саня лежал с закрытыми глазами, дышал тяжело и прерывисто. Дёмушкин бережно взял холодную Санькину ладонь в свои руки, и тот, чуть заметно вздрогнув, открыл глаза.
- Дёма... - он попробовал улыбнуться.
- Я, я... - Дёмушкин ободряюще похлопал его по ладони. - Лежи, не дёргайся...
- Всё... - Саня перевёл дух. - Отдёргался...
- Брось ты!.. - Дёмушкину хотелось взвыть, но язык ворочался, выдавая успокаивающее: - Вертушка скоро подойдёт, в Баграм наладим, в госпиталь, а там медсестрёнки знаешь какие? О-о, брат, ты таких девочек...
- Глохни... - выдавил Саня и, переведя дыхание, попросил: - Пить...
- Нельзя тебе, Санёк...
- Друг... Называется... - с трудом произнес Сашка и неожиданно закашлялся. Кашлял он тяжело и долго, бледнея и задыхаясь, а повязка всё сильнее набухала красным. Дёмушкин оглянулся на фельдшера, но Витька только покачал головой.
Потом Саня долго отдыхал, тяжело дыша, и наконец прохрипел: "Слушай..."
Дёмушкин склонился над ним, и Сашка, хрипя и задыхаясь, зашептал горячечным шёпотом:
- Дёма, прошу... Ирку найди... Кольцо... Кольцо передай... От мужа... Пусть... Простит... Сына... Пусть... Сына бережёт...
- Слушай... - хрипло ответил Дёмушкин, безуспешно пытаясь проглотить застрявший в горле ком. - Сам всё скажешь, слышишь?! Ты продержись только, слышь, Саня?! - он вновь оглянулся на фельдшера, но тот уже был рядом.
Витька быстро перехватил руку раненого, щупая пульс, потом приподнял веко. Глянул на Дёмушкина: "Всё, агония..."
- Сделай ещё что-нибудь!..
- Бесполезно, Дёма...
- Пристрелю... - с тихим бешенством пообещал Дёмушкин, сверля фельдшера диким взглядом.
- Стреляй... - устало согласился Витька и с треском распахнул свою сумку. - Два промедола всего, на, смотри... Других чем вытаскивать - не знаю...
Дёмушкин, стиснув зубы, никак не мог оторвать взгляда от Сани, который уже потерял сознание и бредил, всё больше покрываясь лихорадочным потом на сереющем лице...
Вот и всё. Парня, который прикрывал спину на пяти "караванах", больше нет. Младший сержант Рябцев умер, а я так и не смог ему помочь. Просто сидел рядом, слушая его речь, да смачивал его воспалённые губы тёплой водой. А Санька в бреду звал свою Ирку, бессвязно крыл кого-то матом и всё просил прикрыть слева. И так - около часа, а потом, вздрогнув, он вытянулся и затих...
Дёмушкин долго глядел в умиротворённое, разгладившееся лицо Сани, потом отвернулся и дрожащей рукой вытащил сигареты. Подкурил кое-как и жадно затянулся...
Никто не мог помочь Сане, никто. Не будет никакой "вертушки" и госпиталя в Баграме, потому как наша рация разнесена в куски вместе с радистом Лёхой Свиридовым ещё в начале боя. Здесь, в этом капкане, помощи ждать неоткуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16