— Не расстраивайся, — утешил Муха. — Мы тоже ничего не понимаем.— Какова же судьба настоящего Альфонса Ребане? — спросила Роза Марковна, по-прежнему, как отметил Томас, избегая называть его отцом, хотя уже назвала по имени.— Ничего не могу сказать. Есть один документ, который проясняет это. Или наоборот, ещё больше запутывает. — Артист достал из бумажника какой-то листок и подал его Розе Марковне. — Это завещание Альфонса Ребане. Текст удалось восстановить.Она пробежала взглядом неровный машинописный текст и растерянно посмотрела на Артиста.— Господи Боже! Я не верю своим глазам! Что это значит? Объясните мне, ради всего святого, что это значит?— Мы не знаем.— Могу я оставить это у себя?— Нет. Извините, Роза Марковна, нет, — твёрдо сказал Артист, отбирая листок. — Я даже не очень уверен, что имел право показать его вам.— Может быть, вы хотите взять снимок вашего отца? — чтобы как-то утешить её, предложил Томас. — Все-таки отец. Что там ни говори. Можно? — оглянулся он на Артиста.— Почему нет? Это не наши дела.— Про какой снимок вы говорите?Томас поспешно извлёк из кейса парадный снимок эсэсовца, который был приложен к информационной записке, и протянул его Розе Марковне. Она взяла его не очень уверенным движением, как бы сомневаясь, стоит ли это делать. Но после первого же взгляда на снимок на её патрицианском лице появилось напряжённое и даже как бы болезненное выражение.— Кто этот человек? — спросила она.— Как кто? — удивился Томас. — Альфонс Ребане, ваш отец.— Это Альфонс Ребане?— Ну да, — сказал Томас. — Там написано. В углу. «Альфонс Ребане. Девятое мая сорок пятого года. Мюрвик-Фленсбург». Видите?— Надпись вижу. Но это не Альфонс Ребане.— Как это?— У тёти Хильды была его фотография. Она была сделана перед войной, в сороковом году. В детстве я очень часто её рассматривала. Потом сожгла. Но человека, который был на той фотокарточке, запомнила на всю жизнь. Это не он.Роза Марковна ещё раз всмотрелась в снимок, и Томасу показалось, что она побледнела.— Вы его узнали, — мелькнула у него догадка.— Нет, я не знаю этого человека, — повторила она. — Поехали, Семён. Хочу поскорей оказаться дома. В моем возрасте такие умственные нагрузки противопоказаны.— Какой возраст! — укорил её Томас. — Вы ещё очень даже ничего. Особенно когда смеётесь. Когда смеётесь, вы становитесь молодой. Вам нужно чаще смеяться.— Я постараюсь.Возле подъезда гостиницы «Виру» Артист остановил машину. Томас вылез и осмотрелся. Его белый пикапчик стоял на платной стоянке. «Мазератти» Артиста не было. «Линкольна» тоже не было. Роза Марковна подождала, пока выгрузятся Артист и Муха, села за руль «фиата» и немного вымученно улыбнулась:— Спасибо, молодые люди. Мне было с вами интересно.— Секунду, не уезжайте, — попросил Артист. Он для чего-то взял у Мухи спортивную сумку «Puma» и побежал к цветочнице, раскинувшей свой многоцветный товар на углу гостиницы. Вернувшись, галантно поднёс Розе Марковне крупную, как качан капусты, бледно-жёлтую розу на длинном стебле. — Роза Марковна, это вам. Это «Глория Дей». Должен признаться, что Эстония нравится мне все больше.— Мне тоже, — сказал Муха.«Фиат» отъехал от гостиницы.— Быстро, ловим тачку! — распорядился Артист.— Зачем нам тачка? — удивился Томас. — Вон мой «жигуль».— А ключи?— При чем тут ключи?Со своим «жигулем» Томас прекрасно обходился и без ключей. Ключи он много раз терял по пьянке, поэтому запасной всегда держал в салоне под ковриком. А проникнуть в машину не составляло никакого труда, так как замок на задней правой двери давно уже был сломан, и дверь открывалась, если её дёрнуть за ручку и одновременно пнуть.— Езжай за «фиатом», — приказал Артист. — Близко не подходи.— Она поедет домой, — напомнил Томас.— Сомневаюсь.Он оказался прав. Роза Марковна повернула не к своему дому, а к Старому городу. Возле табачного киоска остановилась. Но подошла не к прилавку, а к уличному телефону.— Кому-то звонит, — заметил Томас. — Она могла бы позвонить с твоего мобильника.— Значит, не могла, — ответил Артист.Закончив разговор, Роза Марковна вернулась в машину, миновала ратушу и свернула к Домскому собору. Припарковалась на малолюдной в этой дневное время площади перед собором, открыла дверцу и закурила, не выходя из машины. По приказу Артиста Томас приткнул «жигуленка» за автобусной остановкой возле библиотеки Крейцвальда и заглушил двигатель. С этого места хорошо были видны и Домский собор, и площадь, и «фиат» Розы Марковны.Минут через десять она вылезла из машины и пошла к собору. Роза «Глория Дей» была у неё в руках.— Проверь, — сказал Артист.Муха извлёк из спортивной сумки с надписью «Puma» плоскую чёрную коробку, выдвинул из неё антенну и покрутил ручку настройки. В динамике раздалось слабое шипение. Муха кивнул:— Порядок, пашет.Роза Марковна подошла к собору и остановилась. Артист и Муха внимательно наблюдали за ней.— Чего мы ждём? — поинтересовался Томас.— Фитиль, помолчи, — попросил Муха.До Томаса вдруг дошло:— Я понял! Она узнала этого человека! Да, узнала! Того, что на снимке! Вы думаете, она ждёт его?Ни Муха, ни Артист не ответили. Томас почувствовал себя обиженным.— Хоть показали бы мне это завещание, — сказал он. — А то вы уж совсем держите меня за пешку. А сказали, что считаете меня своим другом. Друзьям принято доверять.Артист вынул из кармана листок и молча сунул его Томасу.Это была ксерокопия завещания, которую когда-то оставил Томасу генерал Мюйр. Но затушёванные места на ней были каким-то образом проявлены и выделялись из текста, словно бы отмеченные светло-серым маркёром.«Я, гр. Ребане Альфонс, 1908 года рождения, находясь в здравом уме и ясной памяти, действуя добровольно, настоящим завещанием завещаю все принадлежащее мне имущество гр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118