Только не спрашивай, откуда я это знаю. После этого отец приказал мне вернуться к тебе. Это было вчера утром.— Позавчера, — поправил Томас.— Да? Значит, позавчера.— Почему же ты вернулась только вечером?— Почему? — переспросила она. — А как ты думаешь, почему?— Ты вмазалась.— А почему я вмазалась? Потому что я не хочу в этом участвовать. Не хочу. Хватит с меня. Не хочу!— Нет, — подумав, сказал Томас. — Все не так просто. Чтобы ввести меня в права наследования, нужно время. Многие месяцы. Мне объяснил это Краб. А он в этих делах сечёт.— Это ему нужны многие месяцы. А начальнику секретариата кабинета министров Эстонии хватит двух дней. Вот так, Томас Ребане. Теперь ты разрешишь мне уйти? Или ты все ещё хочешь на мне жениться?— Я уже ничего не хочу, — сказал он и забрался на кровать, натянул одеяло до подбородка, чтобы унять внезапный озноб то ли от холода, то ли от этого странного, тревожного разговора. — Что-то я от этой жизни немножко устал. Слишком сложная она для меня. Я тебя не держу. Дверь не заперта. Ты в норме. Если человек так рассуждает, значит он в норме. Больше я ничем не могу тебе помочь.— Ты хочешь, чтобы я ушла?— Да нет, — сказал он. — Я не хочу. Но этого вроде бы хочешь ты.Рита молча забралась под одеяло.— Скажи, что ты меня любишь, — через некоторое время попросила она.— Я не знаю, что это такое, — признался Томас. — Я вдруг понял, что никого не любил. Наверное, и меня никто не любил.— Соври, — сказала она. — Соври.— Ты этого хочешь?— Да.— Я тебя люблю, — не очень уверенно проговорил Томас, словно бы прислушиваясь к себе.— Ещё, — сказала она.— Я тебя люблю, — повторил он и понял, что ему приятно произносить эти слова.— Ещё.— Я тебя люблю.— Ещё!— Я тебя люблю. Я люблю тебя. Я тебя люблю.— Ещё! Ещё! Ещё!— Я тебя люблю. Рита Лоо, я тебя люблю.— Выключи свет.— Зачем?— Я разденусь.— О чем ты говоришь?! — поразился Томас. — Рита Лоо, это не женское дело!Ещё с ранней прыщавой юности, когда девчонки-сверстницы не позволяли почти ничего, но кое-что уже позволяли, не в силах противиться зову природы, Томас понял, что нет ничего пленительней ощущения, когда твои пальцы, преодолев слабое сопротивление резинки, проникают под девичьи трусики, бесконечно долго скользят по гладкой коже живота и вдруг — вдруг! — ощущают упругую жёсткость волос.Это счастливое, никогда не приедающееся от повторений изумление могло сравниться только с другим, таким же таинственным и непредсказуемым мигом, когда твоя напряжённая плоть, скользящая по нежному лону, вдруг словно бы проваливается куда-то, оказывается в сладкой глубине, в сокровенной тайне, тайне из тайн, самой сокровенной и восхитительной тайне благословенного мира Господня. Только что этого не было и быть не могло и вдруг стало.Стало. Стало. Стало. Стало.И наградой тебе служат учащённое дыхание, бессвязный лепет или прикушенная губа, трепет ноздрей, впившиеся в твою спину ногти, взлетевшие, как лебеди, ножки и наконец сладостное содроганье женского тела, по которому, как по тёплой земле после удара молнии, проходят затихающие раскаты грома.Тёплая летняя гроза над нивами и лугами.Над лесами.Над зелёными озёрами.Над полями поспевшей ржи.Слава Тебе, Господи всемилостивейший, за то, что Ты сотворил Мужчину и Женщину, за то, что Ты сотворил Их.Она сказала:— Ты умеешь сделать женщину счастливой.— Нет, — грустно ответил Томас. — Я умею сделать женщину довольной. Если бы я сумел сделать какую-нибудь женщину счастливой, я бы её очень любил.Она уснула. Это был уже настоящий сон. Томас понял, что он победил. Что он выиграл эту битву с Дьяволом. И оружием его была Любовь. Любовь, которую Он дал Мужчине и Женщине.Которую Он дал Им.Разбудил Томаса стук в дверь. В спальне было светло. На белых шторах лежали лучи раннего солнца. Томас поспешно натянул пижаму и выглянул. В холле стоял Сергей Пастухов.— Одевайся. Ты нам нужен, — сказал он.Томас растерянно оглянулся на Риту, разметавшую по подушке ржаные пряди.— За ней присмотрят, — успокоил его Сергей. — Дядя Костя останется, он присмотрит. Побрейся. Надень серый сюртук, красную бабочку. Белый плащ. Никаких шляп.— Почему? — спросил Томас.— Чтобы тебя можно было сразу узнать.Через пятнадцать минут Томас вышел из своей спальни. Его уже ждали Серж, Артист и Муха. На плече у Мухи висела небольшая спортивная сумка с надписью «Puma». В дверях гостиной стоял дядя Костя.— Нормально, — оглядев Томаса, кивнул Серж.Артист и Муха скрылись в глубине номера. Томас понял, что они хотят выйти из гостиницы по служебному ходу. Он хотел было пойти за ними, но Серж сказал:— Нет, мы выйдем здесь.Он уже открыл входную дверь, когда на пороге спальни появилась Рита, кутаясь в белый махровый халат.— Ты уходишь? — спросила она. — Не уходи!— Я скоро вернусь, — пообещал Томас. — Ни о чем не беспокойся, спи. С тобой побудут.Рита перевела взгляд на дядю Костю и словно бы помертвела. Помертвел и Томас. Потому что до него вдруг дошло: то, что говорила Рита этой ночью, было правдой. Не все, конечно, но многое. Может быть, очень многое.— Я давно заметил: если какой-то человек встретился тебе в жизни, с ним обязательно встретишься ещё раз, — проговорил дядя Костя, обращаясь к застывшей в дверях спальни Рите. — Вот и мы встретились. Здравствуй, Лола. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ После нескольких дней ненастья в Таллин вернулась весна. Город был промыт и проветрен. Низкое утреннее солнце отражалось от влажного асфальта, слепило на поворотах.Томас сидел на переднем сиденье «мазератти» рядом с Сергеем Пастуховым, который вёл машину каким-то странным маршрутом, сворачивая с пустынного Пярнуского шоссе в узкие переулки, объезжая кварталы, снова возвращаясь на шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118