Он был похож на бухгалтера, засидевшегося на работе над квартальным отчётом. Это был начальник оперативного отдела Управления по планированию специальных мероприятий генерал-майор Голубков.— Здорово, Серёга, — сказал он. — Отпусти машину. Давай прогуляемся. Тебе нравится Таллин?Мне не нравился Таллин. Мне не нравилась Эстония. Мне не нравился прибалтийский март с тяжёлыми сырыми ветрами и нервными, лихорадочными перепадами яркого весеннего ведра и непогоды. И сам я себе не нравился. Давно же понял, что государство — это бульдозер. К совести бульдозера бесполезно взывать. Нет у бульдозера совести. Нет у него здравого смысла.Остановить бульдозер можно только двумя способами: перекрыть горючку или сунуть в его шестерёнки лом. И вот на тебе — выступил. Как пламенный правозащитник. Нет, не нравился я себе.Но больше всего мне не нравился генерал-майор Голубков.Но он будто и не замечал моего угрюмого молчания. Придерживая руками поля шляпы и поворачиваясь боком к порывам ветра, он озабоченно рассуждал, где бы нам спокойно посидеть в этот поздний час, чтобы не было громкой музыки и чтобы не тратить нервы на молчаливую психологическую войну с эстонской обслугой, которая имела привычку очень вяло реагировать на русских посетителей.Наш номер в гостинице «Виру» генерал Голубков отверг сразу и без объяснений, многочисленные рестораны и бары тоже его не прельщали, пивные были более подходящим местом, но там было слишком многолюдно и шумно. Говоря все это, он увлекал меня все дальше и дальше от особняка российского посольства, потом выудил из уличного потока такси и приказал ехать на морской вокзал. При этом сел на переднее сиденье и всем телом повернулся ко мне, как бы продолжая беседовать, а сам рассеянно, без всякого интереса наблюдал за идущими следом и обгоняющими нас машинами.Балтика штормила, движение на местных линиях было отложено до утра, человек пятьдесят пассажиров дремали в креслах просторного зала ожидания, какие бывают в крупных аэропортах. Только сквозь стеклянную стену зала открывался вид не на лётное поле с застывшими самолётами, а на ночной порт с россыпью огней, рисующих длинные, уходящие в черноту стрелы причалов.В торцевой стене зала был буфет с несколькими высокими столиками, а сбоку приткнулся небольшой бар. За стойкой пожилая блондинка-барменша протирала стаканы и лениво переругивалась с официантом в форме капитана дальнего плавания, но без знаков различия. Стюард. Вот как они называются на флоте.Голубков оглядел зал и провёл меня в дальний безлюдный угол.— Здесь и посидим, — удовлетворённо сообщил он, усаживаясь в кресло, развёрнутое на порт, и жестом предлагая мне занять место рядом. Потом снял шляпу, бросил её на соседнее кресло и пригладил ладонями короткие седые волосы, обрамлявшие его добродушное простоватое лицо. — Прекрасный вид, не находишь?Вид, действительно, был прекрасный. Несмотря на непогоду, порт жил своей жизнью. В свете замутнённых дождём прожекторов сновали электрокары, фуры вползали в пакгаузы, двигались краны. На внешнем рейде лежали тёмные туши танкеров, освещённые тусклыми цепочками бортовых огней. Созвездием Стожар светился какой-то многопалубный теплоход.Но для генерала Голубкова, как я не без оснований подозревал, этот вид был прекрасен только одним: тем, что стекло отражало пространство зала и можно было, не оборачиваясь, следить за тем, что происходит сзади.— Высматриваете Николая Николаевича? — поинтересовался я, не отказав себе в удовольствии щегольнуть профессиональным сленгом спецслужб, где словами «Николай Николаевич» или «НН» обозначалось наружное наблюдение.— А чего его высматривать? Он не очень-то и прячется, — отозвался Голубков. — В наружке две машины и не меньше четырех человек.Это бодрит. Я взбодрился.— Так вот. Ты спросил, что происходит в посольстве, — продолжал Голубков, хотя я ни о чем его не спрашивал и вообще ещё не сказал по делу ни слова. — Ты спросил об этом у консула. «Консул» — оперативный псевдоним секретаря, — объяснил он в ответ на мой недоуменный взгляд. — Видишь, какие тайны я тебе доверяю? Цени. А в посольстве происходит вот что. МИД России отозвал посла для консультаций. Завтра об этом будет в газетах.— Ну, отозвал, — сказал я. — А почему паника?Проконсультируется и вернётся.— Товарищ не понимает. Отзыв посла для консультаций — это очень серьёзный дипломатический акт, Серёга. Такой же серьёзный, как нота протеста. Даже более серьёзный. Эстония отклонила нашу ноту протеста против решения о торжественном перезахоронении фашиста. Как ты образно сказал: подтёрла этой нотой задницу. Объясню на понятном тебе примере. Что делает часовой, когда не реагируют на его окрик «Стой, кто идёт?» Даёт предупредительный выстрел. Отзыв посла для консультаций — это и есть предупредительный выстрел.— Зачем? — спросил я. — Мы собираемся стрелять на поражение?— Зачем, — повторил Голубков. — Интересный вопрос. Если, конечно, это вопрос, а не риторическое восклицание. Остановимся пока на этом вопросе. Зафиксируем его. А теперь докладывай.— О чем?— Ты не звонил сам и не отвечал на мои звонки. Я понял это так, что ты хотел, чтобы я прилетел. Я прилетел. У тебя накопились вопросы. Выкладывай. А потом буду спрашивать я.У меня действительно было немало вопросов, и я помедлил, раздумывая, с какого начать.— Начнём с простого, — предложил Голубков. — Как ты намерен выполнить мой приказ, который передал тебе Консул? Его это не интересует. А меня очень интересует.— Вы слышали наш разговор?— Наконец-то врубился. Да, слышал. Из операторской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118