Голубков взял трубку внутреннего телефона и вызвал к себе начальника информационного центра подполковника Олега Зотова. Он был из поколения компьютерных фанов, которые даже с соседом по лестничной клетке общаются через Интернет. История цивилизации начиналась для этих ребят с изобретения персонального компьютера. К бумажным носителям информации они относились, как к берестяным грамотам, а людей, которые не знают, что такое ассемблер и дебагер, не говоря уже про винчестер, и за гомо сапиенс не считали. Генералу Голубкову что ассемблер, что дебагер были одна холера, а винчестером он считал охотничий карабин и этого не скрывал. Но его подполковник Зотов, хоть и с некоторыми оговорками, все же причислял к гомо сапиенс, отдавая должное его памяти, которая по избирательности и быстродействию иногда даже превосходила машины высшего класса, какими был оборудован нформационный центр УПСМ.— Ничего не нашли, — вваливаясь в кабинет Голубкова, с порога объявил Зотов, тут же плюхнулся в кресло и поспешно закурил. Понятное дело: коль уж пришлось оторваться от компьютера, так хоть покурить, потому что в информационном центре курить категорически запрещалось — машины этого, видите ли, не любят. — Весь спецхран перерыли. Дела Альфонса Ребане нет.— Есть, — возразил Голубков. — Его не может не быть. Плохо искали. Сколько твоих людей работает в архиве?— Двое.— Подключи ещё пару человек. Даже трех. Возьми у аналитиков, скажи: я приказал.— Да кого искать-то, Константин Дмитриевич?! — слегка даже обиделся Зотов. — Нет такой фамилии. Ни в регистрационных книгах, нигде! А в компьютерную базу данных они свои архивы не перевели. Живут, конкретно, как при царе Горохе!— Фамилии может не быть, — подтвердил Голубков. — А человек был. Значит, есть и его дело. А где искать, подскажу. Особо важные заключённые шли под номерами. Была в те годы такая практика.— Что значит под номерами? — проявило дитя компьютерной эры снисходительный интерес к истории своей родины.— То и значит. Фамилия на делах не ставилась, ставился только номер камеры. Например, под номером сорок три в Лефортовской тюрьме сидела Жемчужина, жена Молотова.— Какого Молотова? Того самого Молотова?— Да, того самого. А под номер сто пятнадцать — жена Калинина.— Всесоюзного старосты?!— Всесоюзного старосты. Под номером тридцать четыре — жена Поскребышева, личного секретаря Сталина.— А сам Поскребышев?— Что сам Поскребышев?— Он тоже сидел?— Да. В приёмной Сталина.— Это круто, — оценил подполковник Зотов. — А кто ещё?— Под номером пятнадцать в Матросской тишине числился министр госбезопасности генерал-полковник Абакумов, которого Сталин посадил по доносу подполковника Рюмина, — продолжал Голубков просвещать молодое поколение российских контрразведчиков. — А под номером пять сидел сам Рюмин. Там же, в Матросской тишине. И так далее. Вот и просмотрите все номерные дела.Вы думаете, что наш фигурант котировался наравне с министром госбезопасности? — усомнился Зотов. — С чего?— В самом деле, с чего? — повторил Голубков. — Не знаю. А интересно. Нет?— Пожалуй, — согласился Зотов. — Да, любопытно.Голубков открепил от служебной записки об Альфонсе Ребане снимок эсэсовца и передал его Зотову:— Размножь и раздай ребятам. Пусть начнут с тюремных архивов. Внутренняя тюрьма Лубянки, Лефортово, Матросская тишина.— Бутырка?— Нет. В Бутырку политических не сажали. А особо секретных — тем более.— Но если он был таким секретным, то в деле и снимка может не быть, — предположил Зотов.— Может. Но обязательно есть отпечатки пальцев и словесный портрет. Отпечатки нам ни к чему, не с чем сравнивать. А словесный портрет может вывести на него.— Что такое композиционный портрет, знаю. Фоторобот. А что такое словесный портрет? Что-то читал. Ломброзо, да?— Бертильон.— Бертильон?— Не вникай, — посоветовал Голубков. — Древние греки — они все одинаковые.Он взял снимок Ребане и положил перед собой. Кивнул:— Записывай. «Рост — высокий. Телосложение — худое. Плечи — покатые. Волосы — светлые. Лицо — вытянутое. Лоб — высокий. Брови — прямые, низкие. Глаза — светлые. Нос — средний, прямой. Рот — прямой. Губы — тонкие. Верхняя губа — чёткая». Вот это и есть словесный портрет.Зотов внимательно рассмотрел снимок эсэсовца, потом перечитал свои записи и озадаченно покачал головой:— По такому портрету в жизнь никого не узнаешь.— По словесному портрету людей не узнают, а индентифицируют. По совокупности признаков.— Врубился. Совокупность признаков — это уже поисковый критерий. Годится. Скажите, Константин Дмитриевич, сколько может быть этих номерных дел?— Много, Олег. Много.— Надо же. Весёлые были времена.— Да, скучать тогда не давали. Но есть возможность сузить сектор поисков. Ищите среди заключённых, поступивших с сентября пятьдесят первого года.— С сентября пятьдесят первого? — удивился Зотов. — Но в сентябре пятьдесят первого года наш фигурант переместился в пространство, так сказать, виртуальное.— Куда бы он ни переместился, его нужно найти.— Так-так-так. Ишь ты. Найдём, Константин Дмитриевич.Я займусь этим сам.— Об этом я и хотел тебя попросить.— Попросить?— Ну да.— А приказать?— Мне нужно, чтобы ты это сделал. А не доложил, что сделано все возможное. Есть разница?— Есть, — признал Зотов.— И ещё, — добавил Голубков. — Эту работу нужно сделать очень быстро. Как можно быстрей. Пока наших людей пускают в спецхран.— А что, могут закрыть доступ?— Могут.— Ясно. Все ясно, — покивал Зотов. — Надо же. А кто-то из великих сказал: «Человечество, смеясь, расстаётся со своим прошлым». Даже помню кто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118