В ритуальном зале госпиталя на покрытом чёрным бархатом помосте был установлен темно-вишнёвый гроб с останками национального героя Эстонии. Возле гроба в почётном карауле стояли два сержанта «Эста» в парадных мундирах с автоматами Калашникова чешского производства. За порядком присматривал молодой лейтенант, тоже в парадной форме, но без автомата. Он узнал Кейта, хотя тот был в штатском, вытянулся в струнку и вполголоса отдал по-эстонски рапорт. Кейт ответил, тоже по-эстонски. Лейтенант дал команду сержантам, те вышли из зала церемониальным шагом. Вслед за ними вышел и лейтенант.Я поднялся на помост и открутил позолоченные струбцины, которыми крышка крепилась к гробу. Она была довольно массивной. Голубков хотел помочь мне, но Кейт отстранил его, так как решил, вероятно, что долг вежливости по отношению к человеку старше его важней, чем разница в воинских званиях. Или справедливо рассудил, что генерал-майор российских вооружённых сил — это немножечко больше, чем генерал-лейтенант эстонской армии, на вооружении которой было всего два вертолёта, один задрипанный самолёт и два или три средних танка.Стараясь не уронить драгоценную крышку на мраморный пол, мы осторожно спустились с помоста и отнесли её к стене.Когда мы вернулись, Голубков стоял над открытым гробом, и вид у него был такой, что сказать «ошеломлённый» значило не сказать ничего. Движением руки он остановил Кейта, который уже занёс ногу, чтобы подняться на помост, и для чего-то спросил:— Кто приглашён на торжественную церемонию?— Члены правительства и парламента, президент, премьер-министр, — ответил Кейт. — Явятся, конечно, не все. Из политических соображений. Но будут все активисты Союза борцов за свободу Эстонии, Национально-патриотического союза, ветераны. Всего разослано около двухсот персональных приглашений.— Кто будет руководить церемонией?— Это доверено мне.— Поднимайтесь, — разрешил Голубков. — Смотрите. Добро пожаловать в ад.В гробу не было никаких конских костей. Камней и земли тоже не было. Зато там было нечто такое, отчего я офонарел не меньше, чем генерал Голубков.В гробу на белоснежной атласной обивке покоилась зелёная металлическая коробка размером с танковый аккумулятор. Рядом с ней лежала металлическая крышка, которую Голубков успел снять. На верхней панели был дисплей с застывшими цифрами «0:20».Это было изделие «ФЗУД-8-ВР»: фугасный заряд усиленного действия, эквивалентный восьми килограммам тротила, с радиоуправляемым взрывателем.Цифры «0:20» на дисплее означали, что после подачи радиосигнала взрыв произойдёт через двадцать минут — в тот самый, скорее всего, момент, когда прогремит оружейный салют над могилой национального героя Эстонии командира 20-й Эстонской дивизии СС, кавалера Рыцарского креста с дубовыми листьями, штандартенфюрера СС Альфонса Ребане. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ «— Здравствуй, Роза. У тебя странный вид. Что-то случилось?— Здравствуйте, отец.— Отец. Я всегда хотел, чтобы ты называла меня отцом. Вот и назвала.— Здравствуйте, отец. Здравствуйте, Альфонс Ребане.— Какая красивая у тебя роза. Мальчишкой я помогал отцу. Он любил возиться с цветами. Сейчас много новых сортов. Их я не знаю. А этот знаю. Это старый сорт. Он называется «Глория Дей». Я привык, что цветы тебе дарю я. Откуда у тебя эта роза?— Мне её подарил молодой человек. Один из тех странных молодых людей, которые увезли меня в Марьямаа. Они спасли мне жизнь. Я звонила вам из мотеля. По телефону я не могла ничего толком рассказать. Сейчас тоже не могу. Потому что так ничего и не знаю.— Почему ты назвала этих молодых людей странными?— Они живут в пятом времени года. Пятое время года — это война. Я думаю, что вы тоже прожили всю свою жизнь в пятом времени года, Альфонс Ребане.— Нет, Роза. Я не Альфонс Ребане. И ты это знаешь.— Я уже ничего не знаю. Вот ваш снимок. Вот надпись на нем: «Альфонс Ребане, девятое мая сорок пятого года, Мюрвик— Фленсбург». Вы стали старше на пятьдесят четыре года. Но это вы.— Можно взглянуть? Какой красавец! Даже не верится, что это я. Но это я. Да, Роза, я. Шесть лет я жил под именем твоего отца. Но моё имя — Альгирис Паальман. Это моё настоящее имя. Я назвался своим настоящим именем при нашей первой встрече, когда у меня случайно оказался лишний билет на органный концерт Гарри Гродберга. Я не имел права этого делать. Но мне почему-то показалось очень важным назваться своим настоящим именем. Когда я переехал в Эстонию, я вернул себе своё имя. Человек должен умирать под тем же именем, которое получил при рождении. Иначе надпись на его могильном камне превратится в кроссворд.— Сейчас я уже не верю, что лишний билет на концерт Гарри Гродберга оказался у вас случайно.— Ты права. Не случайно. Я хотел с тобой познакомиться.— Мне было девятнадцать лет. Чем девятнадцатилетняя студентка могла привлечь внимание советской госбезопасности?— Ничем. Советскую госбезопасность ты не интересовала. Ты интересовала меня. Давай войдём в собор. Там сейчас никого нет. Там и поговорим. А потом я поиграю для тебя.— Нам не стоит заходить в собор, Альгирис. В храме нельзя лгать. Вам придётся говорить правду.— Я и не собираюсь лгать. Я никогда тебе не лгал. Да, я говорил не все. Но не лгал.— Вы говорили, что были военным переводчиком и работали в советской миссии в Лондоне. Это правда?— Правда. Я действительно работал в советской миссии в Лондоне. Но я был прикомандирован к ней британским генеральным штабом. В начале войны у меня был чин лейтенанта армии Её величества.— Какой чин был у вас в конце войны?— Майор.— А сейчас?— Я давно в отставке.— Какой чин вы имели, когда вышли в отставку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118