..
- Совсем будешь облестительная матроска! - говорил Рябкин.
Ариша улыбалась сквозь слезы и нежно шептала:
- Доедай, Вась, жаркое... Доедай...
- А завтра ежели на фрыштык?
- Барыня не хватится. И много ли осталось?.. Не беспокойся... Кушай на здоровье, бесценный супруг... И рюмочку еще... Для тебя припасла марсалы, родной... У нас здесь ее много... Выпей, Вась. В плепорцию можно и вреды нет... Ты ведь у меня твердый супруг... Я не обожаю пьяниц... И ежели когда сама от плиты рюмку, так для сил моих... А с тобой для компании! - говорила Ариша и налила две рюмки.
Выпили они оба, и Рябкин прикончил жаркое.
Глаза Ариши заблестели. Обиднее стало ей, что она останется одинокой.
И не без раздражения сказала:
- Мог бы барин для барыни остаться. Обожает, а не схлопотал!
- Докладывал барину... Обскажите, мол, по начальству. "Дурак!" говорит... А лезорюция-то вышла ему такая, что иди... А отпрашивался... Это верно...
- Так, барыня бы за барина... попросила.
- Нет такого положения... Не пустит барин... То-то и есть... Обидели Виктора Иваныча!
И, помолчав, прибавил:
- А ты живи у барыни, Ариша. Не отходи!
- Зачем отходить от такой барыни...
- Завтра и новый вестовой явится для осмотра... Понравится ли барыне? Только зачем вам вестовой... Зря держать человека...
И Рябкин вдруг стал необыкновенно серьезен.
- И сама одна справлюсь... Не зачем вестового, - торопливо и возбужденно ответила Ариша.
Но молодой матрос нахмурился и почти грубо сказал:
- Ты, Ариша, смотри!..
- Что выдумал?.. Глупый, Вась!..
- Глупый, а вздумается!.. Тоже бывают матроски!
Арина, верно, вспомнила, что с ней бывало, когда первый муж плавал, и в то же время не обиделась на ревнивый, грубый окрик мужа. Напротив!
И зардевшаяся Ариша, со страстной порывистостью влюбленной жены, воскликнула:
- Пропади пропадом все матросы кроме тебя, желанного... Да разве можно тебя променять на кого-нибудь... Не знаешь, как тебя обожаю?..
- То-то и есть, Ариша... Чтобы по совести жила без меня... Не облещай...
И, уже смягченный, Рябкин почти что просящим тоном прибавил:
- Я доверчивый матрос... А ты, Ариша, умная и сноровистая... Не обидь. Нехорошо...
- Чтобы да тебя обмануть?.. Да вот тебе бог!
Ариша, уже вскочившая с табурета, перекрестилась перед образом, разумеется, забывшая, что клялась в том же и первому мужу.
И, низко заглядывая в глаза Рябкина, шепнула:
- Смотри, Вась, и ты...
- Что я?..
- Помни закон... Не смей, Вась!
В свою очередь Рябкин дал слово, что он не согласен забыть закон...
- Совесть еще есть... Проживу по-хорошему! - взволнованно промолвил он.
- Перекрестись! - приказала Ариша.
Рябкин торжественно перекрестился перед образом.
Ариша поцеловала матроса и сказала:
- Завтра же барыне доложу, что вестового нам не надо.
Кукушка прокуковала десять раз, и в кухне раздался звонок.
- Верно, доктор уходит... Беги, Вась...
Через пять минут Рябкин вернулся.
- Ушел... И мне велели спать! - проговорил он, аккуратно повесив на крючок платье Загарина и поставив на сундук сапоги. - Разве завтра вычистить? - словно бы спрашивая совета Ариши, прибавил Рябкин.
- И сама завтра вычищу.
Скоро за перегородкой раздавался храп.
VIII
В одиннадцать часов утра на "Воине" стали разводить пары.
У борта корвета стоял небольшой военный пароход, на котором приехали провожающие моряков-офицеров.
Погода была отвратительная, и все сидели эти последние часы перед долгой разлукой с родными и близкими в каютах и в кают-компании.
Капитана родные не провожали. Загарин рано утром простился со своими дома и уж на извозчике вытирал слезы.
Бледный и, казалось, спокойный, Виктор Иванович сидел в своей капитанской щегольской каюте с доктором Николаевым. В качестве друга он старался развлечь Виктора Ивановича и потому рассказывал ему истории и анекдоты, которые уже слышал Загарин.
- Пойти-ка взглянуть, какова теперь погода! - проговорил Загарин.
- Такая же теплая, - ответил доктор.
Оба надели пальто, вышли наверх и поднялись на мостик.
Вахтенный офицер, мичман Иван Иванович, который хвастал, что ему "наплевать" на всякую любовь, и удивлялся, что капитан ради жены отказывался от плавания, одетый в дождевик, с зюйдвесткой на голове, - стоял у компаса рядом с молодой девушкой, закутанной в ротонду. Оба грустные, взволнованные, они о чем-то тихо говорили... А дождь так и лил.
При появлении капитана мичман вдруг смолк, незаметно смахнул слезы и почему-то взглянул на палубу.
Капитан не хотел мешать влюбленным. Он прошел на бак.
Несколько вахтенных матросов, одетых в дождевики, были угрюмы.
- Видишь, как действует на людей погода! - заметил доктор.
- Еще бы! - ответил Загарин и стал смотреть вокруг.
Погода была тоскливая.
Шел дождь с мокрым снегом по временам. Пронизывало холодом и сыростью.
Море, свинцовое и неприветное, слегка переливалось маленькой зыбью, с едва пенившимися, ленивыми "зайчиками". Горизонт большого рейда был затянут мглой... Брандвахта едва виднелась. Небо было обложено тяжело нависшим серым куполом туч. Кронштадт был окутан мутной пеленой, сквозь которую выделялись тусклыми силуэтами церкви и высокие трубы казенных мастерских.
Виктор Иванович смотрел на этот привычный для него осенний вид Финского залива, и Загарина внезапно охватило мрачное предчувствие.
Почему? Что именно вызвало в нем какой-то невольный тоскливый страх? Он не мог себе его объяснить. Далеко не суеверный, владевший собою моряк понимал, что нет никаких причин этого душевного настроения. Не боится же он плавания, знает его опасности и умеет бороться с океаном. Ничто не грозит жизни жены и Вики, кроме тех внезапных недугов, от которых никто не застрахован.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10