Эта новость не произвела на офицеров, даже и на женатых, сильного впечатления.
Кроме старшего механика и врача, обоих холостых, все больше удивлялись, но не сочувствовали. А мичмана, с жестокостью очень молодых людей, даже подсмеивались над пожилым человеком, которого сумасшедшая и продолжительная любовь к жене, - будь она хоть бы сама милая Вера Николаевна, - казалась смешной и даже несколько унизительной для моряка.
И один из них не без задорного самодовольного хвастовства воскликнул:
- Я и сам летом врезался... Хотел было: "Исайя, ликуй"!..420 Но как меня назначили, господа, на "Воин" вахтенным начальником, я взял да и скомандовал себе: "Иван Иваныч! Право на борт! Марса-фалы отдай. Поворот оверштаг!" И, как видите, в полной памяти и в здравом рассудке... А как, слава богу, у нас командиром Виктор Иваныч, так хоть кричи "уру", что иду на корвете!
Через Рябкина и на баке узнали, что новый капитан "в расстройке" по случаю его большой "приверженности" к барыне и маленькому барчуку. Кстати, и Рябкин пожаловался, что ему очень нудно уходить из Кронштадта.
И некоторые матросы пожалели капитана, а к жалобам вестового, напротив, отнеслись без сочувствия, точно не матросское это дело - перед людьми изливаться в тоске по своей бабе, и не один он расстается с женой.
И кто-то сказал:
- Такие ли бывают, братец ты мой, горя и у нашего брата.
VI
Виктор Иванович сделал все необходимые семейные дела и распоряжения.
Он написал своей матери, жившей в Твери, переехать в Кронштадт к Вере; перевел жене получение большей части своего содержания и просил своего друга Николаева, ординатора в кронштадтском госпитале, часто навещать жену и немедленно телеграфировать, если жена или Витя заболеют серьезно.
- Ладно! - ответил доктор, расхаживая по своей большой комнате, нанимаемой у жильцов.
Здоровье Вити и прежде беспокоило Загарина и жену.
Но теперь этот худенький, бледный мальчик, с большими вдумчивыми глазами, который не будет на любящих глазах отца, возбуждал в нем мрачные, страшные мысли.
И он, скрывая страх, спросил доктора о здоровье мальчика.
Доктор, пожилой холостяк, давно привязанный к Загарину, сказал:
- Твой Вика хоть и слабенький, но никакой болезни в нем нет. Вера Николаевна умная мать... Умеет ходить за ним... Мальчик выровняется... Не тревожься, Виктор Иваныч... Я присмотрю за твоими... Сам только не распускай себя, голубчик... И на кой черт именно ты им понадобился, несмотря на твой отказ... Так помни, Виктор Иваныч. Если нервы расшалятся - посоветуйся с Нерозовым... Он порядочный человек и толковый врач. И если все бромы и прочие средства не помогут, валяй телеграмму начальству о болезни, брось корвет и... домой. А пока раздевайся... Дай на тебя посмотрю.
Доктор добросовестно выстукал и выслушал Загарина и сказал:
- Все в порядке... Только пульс повышенный... Эти ночи плохо спишь?..
- Мало...
- Еще бы... Уж лучше скорей уходи.
- Через пять дней уйду, Егор Егорыч.
- И пусть Вера Николаевна и не думает ехать на корвет - провожать тебя...
- Вере хочется.
- Мало ли чего хочется... Я приду на днях и скажу ей, что нельзя... А к тебе, в день ухода, заберусь с утра, как только обход своих больных сделаю.
Друзья расстались. Доктор отправился в госпиталь. Загарин вернулся на корвет.
Виктор Иванович несколько успокоился за Вику и, покончив все семейные дела, считал, что готов к уходу в плавание.
По крайней мере Вера не останется без него одинокой.
Вернувшись на корвет, Загарин приказал Рябкину развесить портреты жены и Вики в спальной своей роскошной капитанской каюты.
В шесть часов вечера Виктор Иванович вместе с вестовым уехал на вельботе на берег.
Дома его уже ждал обед.
И муж и жена не говорили о том, что обоих их мучило и что оба они старались скрыть друг от друга. И как будто нарочно рассказывали о разных предметах, не имеющих никакого отношения к разлуке. Вера Николаевна рассказывала о Вике, как он с ней гулял, что говорил, о прочитанной повести, о том, что себя хорошо чувствует, о нескольких визитах знакомых дам. А Виктор Иванович, словно бы занятый своим корветом, говорил о работах, о старшем офицере, докторе и старшем штурмане...
И вдруг оба смолкали и не глядели друг на друга. Разговор не клеился. Они чувствовали, что напрасно стараются обмануть друг друга и как мучительно тяжело обоим.
И после обеда, притихшие, словно бы виноватые, они сидели вдвоем на маленьком диване в спальной и молчали. Каждый думал про себя, стараясь казаться спокойным.
Часу в восьмом раздался звонок, и Рябкин вошел с докладом, что пришел капитан второго ранга Никулин.
"Что ему надо?" - подумал Загарин.
Он приказал просить в кабинет и, вставая, сказал жене:
- Сейчас сплавлю его, Вера.
- Поскорей!..
В маленькой комнате, служившей Загарину кабинетом, где на диване, после прежних ранних обедов, Виктор Иванович обыкновенно играл с Викой, - стоял красивый брюнет с бегающими глазами и, особенно крепко пожимая руку Загарину, проговорил:
- Извини, Виктор Иваныч, что ворвался. Я на пять минут.
- Садись, Николай Сергеич...
- Ты, Виктор Иваныч, ведь отказывался от назначения?
- Да.
- И остаешься при своем желании?
- Так что же?
- А то, Виктор Иваныч, что еще можно отменить приказание...
Загарин изумленно взглянул на товарища.
- Я тебя не понимаю, Николай Сергеич.
- Поймешь, Виктор Иваныч, и скажешь спасибо товарищу... Завтра же едем на первом пароходе в Петербург...
- Зачем?
- Я отвезу тебя, Виктор Иванович, к одной даме...
Загарин нахмурился и спросил:
- К какой даме... И при чем дама?
- Очень милая дама... Ну, одним словом, увидишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10