верной Юленьки”, — Никандр Миронович, умиленный и растроганный, жестоко корил себя, что смел оскорбить это чистое, благородное создание подозрениями.— Теперь конец… скоро конец всем этим мукам! — восторженно шептал Никандр Миронович, высчитывая остающиеся дни.И слезы радости сверкали в глазах мрачного штурмана, когда, глядя на последний портрет жены, он представлял себе скорую близость свидания. XI — Кричите, господа, уру!.. Барон! Ставьте бутылку шампанского! — радостно воскликнул, входя в кают-компанию, легкомысленный мичман, только что сменившийся с вахты.— Что такое? — лениво спросил барон Оскар Оскарович.— Сию минуту входим в Финский залив, вот что! Завтра к вечеру в Кронштадте! Мрачный штурман сам сказал… И — вообразите, господа? — мрачный штурман улыбался. Ей-богу, собственными глазами видел! — говорил с веселым смехом мичман. — Ну, зато ж и собака погода! — прибавил он, отряхивая фуражку. — Эй, вестовые, чаю! Живо!Все бывшие в кают-компании бросились наверх взглянуть на Финский залив.— Доктор, проснитесь!.. Эка, храпит как!.. Лаврентий Васильевич, вставайте! — кричал легкомысленный мичман сквозь жалюзи докторской каюты.Храп вдруг смолк на низкой ноте, и недовольный голос спросил:— Чего вы так орете?.. Разве уж подали чай?— И чай и Финский залив… И то и другое…— Ну? — радостно промычал доктор.— То-то: “Ну!”. Завтра, бог даст, дома пить чай будете… Выходите скорей!Через минуту доктор вышел, протирая глаза и отдуваясь.— А где же все?— Пошли кланяться Финскому заливу, а я с вахты чайком буду греться… А знаете ли что, доктор?.. У меня мысль… поддержите.— Коли добрая — поддержу.— Добрая… Недурно бы сегодня за ужином вспрыснуть Финский залив, а?.. Разных бы закусок, шампанского!.. Одним словом: ознаменовать!Доктор нашел, что мысль добрая, обещал поддержать и пошел наверх.Погода была в самом деле — “собака”. Шел не то дождь, не то снег. Пронизывало насквозь сыростью и холодом. Свинцовые тучи повисли на небе и обложили со всех сторон горизонт.Несмотря на такую погоду, палуба была полна народом. Все посматривали на мутно-свинцовые, неприветные воды Финского залива и вглядывались в серую мрачную даль в каком-то особенном радостном возбуждении.— Запахло, братцы, Расеей… Вишь, и снежок… Давно его не видали! — весело говорят матросы, и многие снимают шапки и крестятся.Мысль “вспрыснуть” вступление в Финский залив встретила общее одобрение, хотя барон Оскар Оскарович, бывший содержателем кают-компании Содержателем кают-компании называется офицер, выбираемый всеми членами кают-компании заведовать хозяйством.Обыкновенно выбирают на шесть месяцев, после чего делают новые выборы. (Прим. автора.)

, и досадовал, что поздно спохватились. До ужина оставалось всего два часа, и повар не успеет сделать пирожного. Решено было пригласить на ужин и капитана, тем более что он в последнее время “вел себя хорошо”, то есть не очень “разносил” офицеров Если офицеры недовольны за неделю капитаном, то обыкновенно они не приглашают его.Эти приглашения делаются по большинству голосов. (Прим. автора.)

.
Ужин был веселый. Все были необыкновенно оживлены. Теперь, перед окончанием долгого плавания, были забыты прежние ссоры, прежние маленькие недоразумения, и прожитое вместе время помянули добрым словом. Говорились спичи, и предлагались разные тосты — за капитана, за старшего офицера, за кают-компанию, за команду “Грозного”. Кривский предложил тост за старшего штурманского офицера, и все, радостные, размякшие после выпитого шампанского, горячо поддержали тост.— А где же Никандр Мироныч? Отчего его нет? — спрашивали со всех сторон.— Он наверху, маяк сторожит!— Попросить сюда Никандра Мироныча!— Ну, Никандр Мироныч не спустится, пока не откроет маяка! — заметил капитан.— И то правда… Так несите ему бокал, Сергей Петрович. Передайте наш общий тост!Кривский одел кожан (ему кстати нужно было подсменить вахтенного офицера) и поднялся на мостик. За ним шел вестовой с подносом.Сменив вахтенного, нетерпеливо ожидавшего смены, чтоб идти ужинать, Кривский приблизился к мрачному штурману, который стоял на краю мостика и смотрел в бинокль в направлении, где должен был открыться маяк. В темноте вечера низенькая фигура штурмана в дождевике с зюйдвесткой на голове казалась каким-то темным пятном.— Никандр Мироныч! — окликнул его Кривский.— А, это вы, Сергей Петрович… Маяк, батюшка, должен сейчас открыться… Уж глаза проглядел… Посмотрите-ка вы… Не увидите ли?..Голос Никандра Мироновича звучал радостным возбуждением.Кривский передал тост за его здоровье от кают-компании, свои поздравления по случаю возвращения домой и предложил выпить бокал шампанского. Никандр Миронович чокнулся, выпил и, крепко стиснув руку Кривского, сказал взволнованным тоном:— Спасибо, голубчик… спасибо… Завтра будем… завтра…— Вы бы спустились поужинать, Никандр Мироныч… Я посторожу маяк…— Да я есть не хочу… какой ужин! Что вы… ужинать!.. Завтра будем, голубчик!Это радостное волнение, обнаруженное мрачным штурманом, удивило Кривского. Таким возбужденным он его никогда не видал.— Ну что, видите что-нибудь?..— Ничего не вижу…— Сейчас откроется… Ну, вот и огонек… Вот и он… миленький! — весело воскликнул Никандр Миронович. — А вы все не видите?— То-то нет.— Глаз-то у вас не штурманский… Пошлите-ка доложить капитану, что маяк открылся… Теперь надо следующего ждать.— Да вы, Никандр Мироныч, хоть бы спустились вниз погреться. Погода дьявольская. Того и гляди простудитесь!Но мрачный штурман наотрез отказался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20