За что длить мучения? Или, быть может, не все еще потеряно. Она не захочет разбить чужой жизни… Она…»— Рита!.. Что же ты? Говори, ради бога! — вдруг раздался среди тишины молящий голос Николая Сергеевича.И вот Рита перевела дух и начала тихо, мягко, почти нежно и вместе с тем решительно, как мог бы говорить сердобольный доктор с трусливым больным, которому предстоит сделать тяжелую операцию.Бедный профессор с первых же слов Риты почувствовал, что дело его проиграно, и низко опустил голову. XV Рита говорила:— Во всем виновата я, одна я. Я не должна была выходить замуж за тебя. Мне не следовало соглашаться на твои просьбы и слушать твои уверения, что любовь придет… Я не виню тебя за то, что ты, зная мои чувства, все-таки женился. Ты был влюблен, в тебе говорила чувственная страсть, наконец в тебе говорило мужское самолюбие… Ты не способен был тогда рассуждать, не мог предвидеть последствий такого брака и, влюбленный, не знал хорошо меня. Но я? Я ведь могла понимать, что делаю. Во мне не было не только страсти, но даже и увлечения. Я ведь была не юная девушка, не понимающая, что она делает, мне было двадцать восемь лет — я видала людей, я кое-что читала и обо многом думала. Правда, я не скрыла от тебя, что выхожу замуж потому, что не хочу остаться старой девой, не скрыла и того, что не люблю тебя и питаю лишь расположение, как к порядочному человеку. Но разве откровенное признание дурного поступка искупает самый поступок?.. И я пошла на постыдный компромисс, весь ужас которого я сознала только теперь, когда… когда ты мне кажешься не таким, каким я тебя представляла… Я отдавалась человеку, которого не любила, отдавалась только потому, что и во мне животное…Рита на минуту примолкла.— И я имела дерзость, — продолжала она, — обвинять тебя в том, в чем грешна едва ли не больше тебя… Каюсь, я не имела права…— Только потому, что не имела права? — воскликнул Заречный.— Да.— А если бы считала себя вправе?— Ты знаешь… Я не могу и теперь кривить душой… Я, быть может, и ошибаюсь, но ты не тот, каким мне казался… Но к чему об этом говорить?— Не тот?! Но еще недавно ты иначе относилась ко мне.— Да. Но разве я виновата, что мой взгляд изменился.— Сбруева, например, ты не обвиняешь. А ведь он тоже не выходит в отставку.— Он никого не вводит в заблуждение. Он не говорит о мужестве, которого нет… Он не любуется собой… Он не играет роли…— Но и я не лезу в герои… Вчера моя речь… Тебе она не понравилась?..— Ты играешь своим талантом. Раньше ты не то говорил.И Заречный чувствовал, что Рита права. Он раньше не то говорил!— О Рита, Рита! Если бы ты хоть немного любила, ты была бы снисходительнее.— Быть может!.. Но разве я виновата?— И ты разочаровалась во мне не потому, что я не тот, каким представлялся, а потому, что ты увлечена кем-нибудь… И я знаю кем: Невзгодиным! — в отчаянии воскликнул Заречный, вскакивая с дивана.— Даю тебе слово, — ты знаешь, я не лгу! — что я никем не увлечена. И Невзгодин давно избавился от прежнего своего увлечения. Ты думаешь, что только увлечение кем-нибудь другим заставляет женщин разочароваться в мужьях? Ты мало меня знаешь… Но в этом я не виновата… Я не скрывала от тебя своих взглядов… Но к чему нам считаться? Позволь мне досказать…— Что ж… досказывай… Не жалей меня… Я даже и этого не стою! — промолвил жалобным тоном Заречный.«А меня разве он жалеет?.. Он только жалеет себя! О безграничный, наивный эгоизм!» — невольно подумала Рита и продолжала:— После всего, что я сказала, ты, конечно, поймешь, что прежние наши отношения невозможны… Мы должны разойтись…— Разойтись?.. Ты хочешь оставить меня? — в ужасе проговорил Заречный.— Это необходимо.— Рита… Риточка!.. Не делай этого! Умоляю тебя… Не разбивай моей жизни!И, почти рыдая, он вдруг бросился перед ней на колени и, схватив ее руку, осыпал ее поцелуями.Он был жалок в эту минуту, этот блестящий профессор.«И это мужчина!» — подумала Рита, брезгливо отдергивая руку от этих оскорбительных поцелуев.Злое чувство охватило ее, и она строго проговорила:— Встань. Не заставляй меня думать о тебе как о трусе, не способном выслушать правды! Положим, я виновата, но разве весь смысл твоей жизни в одной мне? А наука, а студенты, а общественный долг? — о которых ты так много говоришь?.. — ядовито прибавила она.Николай Сергеевич поднялся и отошел к дивану.— Я жалок, но я люблю тебя! — глухо выговорил он.— Все «я» и «я»… Но и я так жить не могу…— По крайней мере не сейчас… Повремени… Подумай… Дай мне прийти в себя…— Ты этого непременно требуешь?— Я прошу…— Изволь… я останусь некоторое время, но только помни: я больше тебе не жена!С этими словами она вышла из кабинета.Заречный долго еще сидел на диване, растерянный, в подавленном состоянии. Приход Звенигородцева несколько отвлек его.— Смотри… Читай, что подлецы написали про нас! — заговорил он, после того как расцеловался с Заречным, подавая номер «Старейших известий»… — Я был у тебя два раза… был у Косицкого, у Цветницкого… У всех был… Надо отвечать… Обязательно… Ведь эта статья… форменный донос… И кто только мог сообщить сведения?..Когда Заречный прочитал, в чем его обвиняют, он порядком таки струсил. Через несколько минут он уехал с Звенигородцевым к одному из профессоров, у которого должны были собраться все, задетые в статье, и решил на следующий же день сделать обещанный визит Найденову. XVI Несмотря на очевидную нелепость статьи «Старейших известий», она, как и предвидел Найденов, произвела большую сенсацию в интеллигентных московских кружках и особенно среди жрецов науки.К вечеру уже были распроданы все отдельные номера газеты, обыкновенно мало расходившейся в розничной продаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79