«Прежде с ним этого не бывало!» — подумала она. XIV Проснувшись, Николай Сергеевич устыдился.Он лежал на постели нераздетый и в ботинках. У него болела голова, и вообще ему чувствовалось нехорошо. Он старался и решительно не мог припомнить, в каком виде и когда он вернулся домой, но легко сообразил, что вид, по всей вероятности, был непривлекательный.«Неужели Рита видела?» — с ужасом подумал Заречный.Он хорошо знал, с какою брезгливостью относится она к пьяным.Такого срама с ним давно не было. Правда, случалось — и то редко, — что он возвращался домой навеселе, и Рита всегда спала в такое время… Но чтобы напиться… какой срам!Он ведь профессор, его все знают. Его могли видеть пьяным на улице…— Безобразие! — проговорил Николай Сергеевич и тут же дал себе слово, что впредь этого не будет…Он взглянул на часы. Господи! Шестой час!Заречный торопливо вскочил с постели и стал мыться. Сегодня он особенно тщательно занимался своим туалетом, чтобы жене не бросились в глаза следы ночного кутежа. Но зеркало все-таки отражало помятое, опухшее лицо, красноватые глаза и вздутые веки.А в голову между тем шли мрачные мысли. Речь, на которую он так надеялся, не убедила Риту. Она по-прежнему не понимает его и вчера даже ни разу не подошла к нему… Все время была с Невзгодиным… За обедом говорила с ним, и только с ним…Он сознавал мучительность неопределенности, которая нарушила его благополучие и его покой. Он вдруг точно стал в положение обвиняемого и потерял все права мужа. Вот уже третью ночь спит на диване в кабинете… Неужели впереди та же неопределенность или еще хуже — разрыв? Он понимал, что необходимо решительно объясниться, и в то же время трусил этого объяснения. По крайней мере, он не начнет…Когда Катя вошла в кабинет, чтоб узнать, можно ли подавать обедать, Николай Сергеевич, желая выведать, когда он вернулся домой, спросил:— Отчего вы раньше не разбудили меня?— Вы не приказывали. Да и барыня не велели вас будить. Вы изволили поздно вернуться.— Поздно? В котором же часу я, по-вашему, вернулся?— В седьмом часу утра…«Слава богу, Рита не видала!» — подумал Николай Сергеевич и, после секунды-другой колебания, смущенно проговорил, понижая голос:— Надеюсь, Катя, вы никому не болтали и не станете болтать о том, что я вернулся, кажется, не в своем виде.— Что вы, барин! За кого вы меня считаете? Да и вы совсем в настоящем виде были. Чуть-чуть разве…— А за ваше беспокойство… вчера вы из-за меня не ложились спать… я… поблагодарю вас, как получу жалованье.Катя, прежде охотно принимавшая подачки, обиделась. Никакого беспокойства ей не было. Она всегда готова постараться для барина.— И никаких денег мне не нужно! — порывисто и взволнованно прибавила она.Вслед за тем, снова принимая официально-почтительный вид, доложила:— Господин Звенигородцев два раза заезжали. Хотели в восемь часов быть. По нужному, говорили, делу. Прикажете принять?— Примите.— А обед прикажете подавать?— Подавайте. Да после обеда кабинет, пожалуйста, уберите.Заречный вошел в столовую несколько сконфуженный и точно виноватый.Но, к его удивлению, в глазах Риты не было ни упрека, ни насмешки. Напротив, взгляд этих серых глаз был мягок и как-то вдумчиво-грустен.У Заречного отлегло от сердца. И, мгновенно окрыленный надеждой, что Рита не сердится на него, что Рита не считает его виноватым, он особенно горячо и продолжительно поцеловал маленькую холодную руку жены и виновато произнес:— Я безобразно поздно вернулся. Вчера после обеда засиделись. Не сердись, Рита. Даю тебе честное слово, что это в последний раз.— Это твое дело. Но только вредно засиживаться! — почти ласково промолвила она.— И вредно, и пошло, и скучно. Только бесцельная трата времени, которого и без того мало.Они сели за стол. Рита передала мужу тарелку супа и сказала:— Звенигородцев тебя хотел видеть… Какое-то спешное дело.— Мне Катя говорила. Не знаешь, что ему нужно?— Я его не видала. Он не входил.Несколько минут прошло в молчании.Заречный лениво хлебал суп и часто взглядывал на Риту влюбленными глазами, полными выражения умиленной нежности. Вся притихшая, точно безмолвно сознающаяся в своей вине, она была необыкновенно мила. Такою Николай Сергеевич никогда ее не видал и словно бы молился на нее, благодарно притихая от восторга и счастья.И Рита, встречая эти взгляды, казалось, становилась под их влиянием кротче, задумчивее и грустнее.Катя, видимо заинтересованная наблюдениями, то и дело шмыгала у стола, бросала пытливые взгляды на господ. Она обратила внимание, что Николай Сергеевич, обыкновенно отличавшийся хорошим аппетитом, почти не дотронулся до супа, и вчуже досадовала, что он совсем как бы потерянный от любви, и негодовала на барыню. Несмотря на ее «смиренный вид», как мысленно определила Катя настроение Маргариты Васильевны, она чувствовала скорее, чем понимала, что барину грозит что-то нехорошее, и только дивилась, что он пялит в восторге глаза на эту бесчувственную женщину.— А тебе, Рита, не скучно было вчера?Бросив с умышленной небрежностью этот вопрос, Заречный со страхом еще не разрешенной тайной ревности ждал ответа.— И не особенно весело! — отвечала Рита.На душе Николая Сергеевича стало еще светлей. Лицо его сияло.«Невзгодин ни при чем. Рита не увлечена им!» — подумал он.Рита заметила эту радость, и по губам ее скользнула улыбка не то сожаления, не то грусти.— Не весело? Но Василий Васильевич такой веселый и интересный собеседник.— Это правда, но у меня у самой было невеселое настроение.«Вот-вот сию минуту Рита скажет, что это настроение было оттого, что она почувствовала несправедливость своих обвинений», — думал профессор, желавший так этого и думавший только о себе в эту минуту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79