В дверях показалась Аносова.— Вот и она! Смотрите, что за красота! — шепнула Маргарита Васильевна.— Что и говорить: великолепна… И, кажется, напротив нас сядет. А кто этот блондин?— Это племянник и наследник Аносовой! — сказал кто-то.— Но долго ему дожидаться наследства! — раздался чей-то голос.Все глаза устремились на эту высокую, статную, ослепительную красавицу в роскошном, но не бьющем в глаза черном бархатном платье, обшитом белыми кружевами у лебединой шеи, в длинных перчатках почти до локтей, с крупными кабошонами в ушах, которая плывущей неспешной походкой, слегка смущенная и зардевшаяся, шла к столу в сопровождении блондина.— Вот, тетенька… Других мест не мог достать! — проговорил он с особенною почтительностью.— Чем худы места… Отличные! — весело промолвила она, опускаясь на стул.Звенигородцев уже летел со всех ног к Аносовой.— Аглая Петровна!.. Здравствуйте, божественная, и пожалуйте за стол юбиляра. Для вас берег место, чтобы сидеть подле… И Андрей Михайлович будет очень рад видеть вас поближе.— Мне и тут хорошо… Благодарю вас, Иван Петрович. Да кстати у меня vas-a-vis напротив (фр.)

добрая знакомая! — прибавила Аносова, увидав против себя Заречную.Щеки ее как будто зарумянились гуще, и она, ласково улыбаясь своими большими ясными глазами, приветно, как короткой знакомой, несколько раз кивнула Заречной и сдержанно, почти строго, чуть-чуть наклонила голову в ответ на поклон Невзгодина, не глядя на него.«Ишь… королевой себя в публике держит. Боится „морали“!» — усмехнулся про себя Невзгодин, не без тайного восхищения посматривая на великолепную вдову, которую он видел в первый раз в параде, и вспомнил, как просто она себя держала с ним в Бретани.— И жарко же здесь! — обратилась она, снимая перчатки, к Заречной и, по-видимому, не обращая ни малейшего внимания на Невзгодина.Маргарита Васильевна деликатно согласилась, что жарко, хотя и приписала румянец Аносовой другой причине.Спокойным жестом своей белой холеной руки Аглая Петровна отстранила тарелку с супом.— Я очень рада, что случай свел меня сидеть против вас, Маргарита Васильевна. По крайней мере, есть с кем перемолвиться словом!.. — с заметным оживлением продолжала Аносова. — А вы не думайте, что я люблю опаздывать. Я этого не люблю. Но раньше не могла приехать: было серьезное дело. Впрочем, я послала сюда артельщика и просила его дать знать, когда будут садиться за стол, и, как видите, ошиблась на несколько минут! — прибавила она, улыбаясь чарующей улыбкой и открывая ряд чудных зубов.«Все статьи свои показывает!» — решил Невзгодин и уже настраивал себя недоброжелательно против «великолепной вдовы», которая не удостоивала его ни одним словом, точно летом и не называла его приятелем и не звала непременно побывать у нее в Москве.— Рыбы прикажете, Маргарита Васильевна?— Пожалуйста…Он положил ей на тарелку рыбы и, наливая в рюмку белого вина, прошептал:— Так даже очень нравится?Маргарита Васильевна усмехнулась и, точно поддразнивая, утвердительно кивнула головой.— А вы, Василий Васильич, давно сюда пожаловали? — обратилась наконец Аглая Петровна к Невзгодину после того как покончила с рыбой и запила ее рюмкой белого вина.— Третьего дня, Аглая Петровна.Взгляды их встретились. И в глазах у обоих мелькнуло что-то не особенно приветливое.— Собираетесь и меня удостоить посещением? — кинула с едва заметной усмешкой Аносова.— Обязательно собираюсь удостоиться этой чести, Аглая Петровна. Только боюсь…— Какой пугливый! Чего вы боитесь?— Помешать вам. Вы, говорят, всегда заняты.— Кто это вам сказал? — вспыхивая, отвечала Аносова. — Верно, сами сочинили ради красного словца. Положим, занята, но у меня есть время и для знакомых… От трех до шести я дома… Маргарита Васильевна подтвердит это.— Охотно, Аглая Петровна… Но вы мало знаете Василия Васильича… Он любит иногда поднять на зубок… Вдобавок и беллетрист. Его повесть в январе будет напечатана.— Вы летом этого мне не говорили, Василий Васильич? — промолвила Аглая Петровна.— Да разве нужно трубить о своих грехах?..— Значит, и нас грешных когда-нибудь опишете?— Вас с особенным удовольствием, Аглая Петровна, возвел бы в перл создания.— Только ему недостает изучения. Он вас недостаточно знает, — вставила Маргарита Васильевна.— Недоволен он мною… Я это знаю! — засмеялась Аглая Петровна. — А узнать меня — не мудрое дело… С богом, описывайте, Василий Васильич. Обижаться не буду, если вы даже и сгустите краски!— Вы-то не будете сердиться?.. Еще как! — насмешливо проговорил Невзгодин.Но Аглая Петровна уже не слушала и о чем-то заговорила с племянником.— Ваше здоровье, Маргарита Васильевна! — сказал Невзгодин, чокаясь со своей соседкой. — Желаю вам…— Чего вы мне пожелаете?— Говорить? — шепнул Невзгодин…— Говорить…— Как добрый приятель?..— Да что вы с предисловиями… Я не боюсь правды…— Ну так искренне желаю вам… полюбить кого-нибудь и…— И что?— А дальше все приложится.— Вы думаете?— Думаю, если только вас не захватит какая-нибудь широкая деятельность. Да и где она? И то… одна деятельность вас, женщин, не удовлетворит… А вы ведь все искали людей да рассуждали, а никого по-настоящему не любили… Не правда ли?— Правда. И за то расплачиваюсь! — чуть слышно проронила молодая женщина.— Вольно же!Маргарита Васильевна нетерпеливо пожала плечами и примолкла, отставив рюмку.— Вы не сердитесь, что я… завел такой разговор. Больше не буду! — виновато промолвил Невзгодин.— За что сердиться? Я сама завела бы его. Вы не слепы и видите, что я не любила и не люблю мужа, и вдобавок…— Развенчали его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79