— Что бы ты сделал?
— Остался бы здесь да подробно и описал, как мужик живет, а то ведь в газетах все врут… Ах, если бы ты видел только, Коля, что здесь Кузька делает! И нет ему предела! — прошептал задумчиво Вася.
— Это всем хорошо известно, Вася.
— Нет, не говори. А, впрочем, тем хуже… Всем известно, и все смотрят!
«Странный брат какой!» — промелькнуло в голове у Николая.
Братья несколько времени молчали.
— Послушай, Вася, скоро Леночкина свадьба?
— Елены Ивановны? — поправил Вася.
При этом бледное лицо его вспыхнуло ярким румянцем.
— Ну да…
— Осенью, кажется… А что?
— Так спросил. Тоже старые приятели. А отец ее?
— Обыкновенно что: исправник, как и был! Еще папа его немного в страхе держит, а то…
— А Смирновых видел?
— Видел… Такая сорока, так и стрекочет, а барышни все об адвокатах да о литераторах… Слышал, как они маме в уши визжали! Ты хочешь с ними знакомиться?
— А по-твоему не стоит?
— Не стоит. Болтуньи! Все эдак больше о возвышенности, а землю по десяти рублей сдают… Шельмы!
— Ты, однако, брат, сильно. Говорят, Смирнова умная женщина.
— Да кому от ума-то ее прок? — добродушно возразил Вася. — Вот и Бежецкий твой умный, а сам же ты говорил, на что пошел его ум… на мамону !
— Философ ты, как погляжу. Стоик ! — заметил Николай, надевая жакетку.
Он был совсем готов. Свежий, красивый, в хорошо сшитом костюме, он глядел таким молодцом, что Вася, любуясь братом, воскликнул:
— И какой же ты, Коля, красавец!
Брат улыбнулся своей привлекательной улыбкой.
— Вещи твои убрать?
— Авдотья уберет.
— Все равно… Теперь мне нечего делать… я уберу.
— Ну, давай вместе.
Они принялись выкладывать платье, белье и книги из большого чемодана. Вася внимательно разглядывал книги и две из них отложил.
— Можно почитать?
— Разумеется… Ты что выбрал? — полюбопытствовал брат.
Вася назвал заглавия.
Николай шутя погрозил пальцем.
— Ишь к чему тебя тянет! — протянул он. — Смотри, Вася, с ружьем осторожнее: заряжено… Думал дорогой что-нибудь подстрелить… Дичи теперь, я думаю, много?
— Есть… намедни куропаток видел!
— А ты по-прежнему не любишь охоты?
— Нет. К чему я буду божью тварь убивать… потехи ради.
— Тогда и мясо есть не следует?
— Ну, это другое дело. А, впрочем, пожалуй, что и не следует! — заметил Вася. — Я думаю об этом.
— А пока ешь?
— Ем.
Николай рассмеялся.
— Ну, теперь пойдем, брат, в сад, туда к речке, а оттуда в малинник.
— Пойдем!
Они спустились в сад.
Николай весело пустился в самую глубь, ощущая полной грудью прелесть большого, тенистого, густого сада с вековыми деревьями. Ему было как-то весело, хорошо и привольно в этом гнезде. Хотелось резвиться, как школьнику. Они обошли весь сад. В малиннике, под палящим солнцем, прикрывшись платком, Николай ел ягоды с жадностью мальчишки. Потом зашли на огород, оттуда спустились к речке и пошли по берегу.
Деревня была как на ладони. На улице не было ни души. Деревня точно вымерла.
Они остановились.
— Ну, как наши живут — по-прежнему хорошо?
— Хуже.
— Разве и их ваш Кузька донял?
— Сюда пока не добрался… Неурожаи!..
— Пойдем-ка в деревню!
— Пойдем, если хочешь, только теперь никого дома нет. В поле все.
— Ах, я и позабыл! Так вечером?
— Ладно.
Они вернулись назад.
— Ах, мама, как у вас хорошо! — радостно говорил Николай, подбегая к Марье Степановне, которая беседовала о чем-то с поваром.
— Смотри, не соскучься. После Петербурга, пожалуй, и соскучишься!
— Что ты, мама! Я разве так целый день бездельничать буду? Я работу с собой взял… Что, Петр, — обратился он к старику повару, — опять на охоту будем ходить?
— Когда угодно, Николай Иванович. Я с радостью…
— Собаки вот нет…
— Найдем-с и собаку.
— Где?
— У дьякона есть собака.
— Ну, ладно. А ты, мама, по-старому хозяйничаешь?
— Да, Коля. Не хочешь ли покушать? Ты чаю один стакан пил.
— Нет еще. Да ведь обедать будем в два?
— В два, по-прежнему.
— Так через два часа и обед. Я лучше приберегу аппетит к обеду.
Николай прошел к отцу.
Кабинет Ивана Андреевича был большой, просторный, с мягкой, обитой темной кожей, мебелью. Вдоль стены тянулся большой шкаф, наполненный книгами. Другие стены были увешаны портретами разных знаменитостей науки, литературы и искусства. У открытого окна, выходящего в сад, стоял большой стол, за которым сидел Иван Андреевич и что-то писал. В комнате было прохладно, хорошо. Густая тень сада защищала комнату от солнца.
— Ты извини, папа. Я помешал тебе.
— Что ты!.. Садись-ка, Коля, голубчик.
— Ты чем это занимался?
— Записку, брат, сооружаю для доклада в будущее собрание.
— О чем, папа?
— Да помилуй, Коля. И без того мы деньгами не богаты, брать-то больше неоткуда, а наши земцы что выдумали! Понадобилась им, видишь ли, железная дорога. Они и хотят хлопотать, чтобы с гарантией земства построить дорогу, — ведь это новый налог на бедного мужика. Ну, разумеется, нашлись люди, которые в этой мутной водице рыбки хотят наловить.
— Ты дашь мне прочесть записку!
— Конечно, дам. Только сомнение меня берет, Коля: не напрасно ли я пишу?
Между отцом и сыном завязался разговор. Старик рассказывал Николаю о деятельности своей в последние два года. В словах его звучала унылая нотка. Он все еще не падал духом, все еще бодрился, но Николай заметил, что в эти два года Иван Андреевич потерял много прежних надежд. Иван Андреевич с грустной усмешкой говорил, что он в собраниях почти всегда в меньшинстве.
— Ты, как Прудон, один составляешь партию .
Старик усмехнулся.
— Почти что так. Впрочем, два-три товарища иногда есть, а то больше один да один. И меня даже в беспокойные люди записали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133