После завтрака она подошла к нему и спросила:
— Вы в самом деле едете?
— В самом деле…
— Что так? Хотели остаться поскучать вместе и вдруг бежать. Испугались?
— Испугался! — иронически ответил он.
Она пристально взглянула на Николая, и от нее не укрылась перемена, происшедшая в нем. Он уж смотрел на нее и говорил с ней не так, как вчера. Николаю показалось, что на лице молодой женщины скользнуло выражение испуга, но это было на мгновение… Глаза ее снова светились чарующим взглядом, все лицо ее улыбалось.
— Нет, без шуток, отчего вы едете? — ласково-заискивающим тоном спрашивала Нина. — Отчего вдруг изменили намерение?
— Пора ехать, Нина Сергеевна… И так я засиделся здесь и довольно уже наглупил! — прибавил он тише.
— А! — протянула она и больше не расспрашивала.
«Успокоилась!» — подумал Николай, когда Нина отошла от него.
И правда; Нина Сергеевна не заговорила больше в течение дня с молодым человеком и вечером простилась с ним очень холодно, даже не приглашала его приехать. Смирнова и барышни, напротив, любезно упрашивали Николая не забывать их.
— Вы непременно помогите нам устроить школу! — снова заговорила о школе Надежда Петровна. — Эту неделю я так была занята, что не успела заняться этим делом! С имением теперь столько хлопот, столько дел! — жаловалась Смирнова. — Крестьяне положительно не признают права собственности… рубят лес, портят поля… Счастливый! Вы не хозяйничаете…
Рано утром на следующий день Николай ехал домой и обрадовался, завидев родное свое гнездо.
— Работать, работать! — воскликнул он в каком-то одушевлении.
XIV
— Загостился ты, Коля. Целую неделю просидел там! — встретил Николая отец, горячо обнимая сына. — Разве так весело было?
— Не весело, а скорей интересно…
Старик пристально взглянул на Николая и, улыбаясь, повторил:
— Интересно?..
— Кто тебе там больше всех понравился?.. Рассказывай-ка! — спрашивала Марья Степановна, радостная, что Николай вернулся.
Признаться, она-таки очень беспокоилась, что Николай так долго гостит у Смирновых, и хотела было послать за ним лошадей, но Вязников остановил ее:
— Сам вернется… Пусть развлечется мальчик!
Николай не без юмора описал все семейство, рассказал о Присухине, о Горлицыне и несколько дольше остановился на Нине Сергеевне.
— Понравилась она тебе?
— Сперва — да… Немножко! — краснея, отвечал Николай.
— А потом? — допытывалась Марья Степановна.
— Потом — нет!
— Разгадал ее?
— Нет, мама… Эту женщину не так легко разгадать. Бог ее знает что она за человек. Во всяком случае, оригинальный…
— Просто пустая женщина; право, Коля, пустая, и больше ничего! — быстро подхватила Марья Степановна.
— Да ты что так горячишься? — улыбнулся Николай. — Не бойся, я не влюблен.
— Долго ли?.. Она большая кокетка.
— Ты, мама, уж слишком преувеличиваешь. Почему, ты советовала остерегаться ее?
— Не спрашивай, Коля. Бог с ней. Я не люблю, ты знаешь, повторять слухи, а о ней говорят нехорошие вещи…
— Мало ли что говорят, мама!
— И бог с ними. А я не судья чужих поступков! — кротко заметила Марья Степановна.
— Здорово, Васюк, здорово, братишка! — весело окликнул Николай, входя в комнату к брату. — О чем это ты размечтался?
Вася лежал на кровати одетый, в длинных своих сапогах и картузе, с закинутыми назад руками.
Он медленно повернул голову при восклицании Николая. Когда Николай приблизился и взглянул на Васю, то поражен был страдальческим выражением его лица. Видно было, какая-то упорная мысль болезненно работала в нем.
— Что с тобой, Вася?
Юноша поднялся с кровати, пожал крепко руку брата, улыбнулся кроткой своей улыбкой и проговорил:
— Я и не слыхал, как ты приехал. Впрочем, я и сам только что вернулся. В Залесье был.
— Да что с тобой? Ты какой-то возбужденный.
— Так нельзя наконец. Нельзя ведь так, Коля! — заговорил он тихим, странным голосом, медленно шагая по комнате. — Рассуди сам, можно ли так? Ведь это жестоко, совсем жестоко!
Он остановился прямо против Николая и глядел на него, но едва ли видел брата. Взор его голубых глаз убегал куда-то внутрь.
— Да ты о чем? Я ничего не понимаю.
— Неужели нигде нет правды, Коля? Неужели? О господи!
— Что случилось?
— Ты разве не знаешь? Да, ты у Смирновых был, я и забыл! — прибавил он. — Случилось, Коля, большое несчастье в Залесье. У мужиков там скоро все продадут, нищие будут совсем. Я только что оттуда. Через три недели приедет пристав… Если бы ты видел, какое отчаяние!
— За что продадут?
— По иску Кривошейнова. Он дал им в прошлом году деньги под залог построек и хлеба и теперь требует их… У них ничего нет… Я был у Лаврентьева. У него тоже денег нет. Послушай, не знаешь ли ты, как помочь? — в волнении проговорил Вася. — Иначе может быть большое несчастие.
— Как ты волнуешься! В первый раз, что ли, узнал?
— Я давно знал, но теперь сам видел. Хочешь — поедем, увидишь, что делается в Залесье. Я папе говорил, и он сказал, что ничего нельзя сделать. Неужели ничего?.. И это совершается на глазах у всех!
— Что делать, Вася! Успокойся. Если из-за таких вещей волноваться, то тогда и жить нельзя.
— А разве можно видеть это и… жить? — произнес он глухим голосом.
Он умолк. Напрасно Николай старался его успокоить.
Вася, не прерывая, слушал горячие речи брата, недоверчиво покачивая головой.
— Все то, что ты говоришь, Коля, я слышал уже. Вот и папа почти то же говорит… Оба вы, знаю я, честные, хорошие, добрые, но — прости меня, брат, — от ваших слов не легче, и никак не убедят они меня.
— Ты просто болен, брат, вот что я тебе скажу…
— Может быть, и болен… пожалуй, что и болен!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133