— Знаете ли, какой я вам дам совет, Николай Иванович, благо вы еще молоды, а я уж не молода.
— Вы… не молоды?
— Мне двадцать восемь лет, молодой человек! — произнесла она как-то степенно. — Никогда не резонерствуйте перед женщиной и не играйте комедии любви. Это может очень дорого стоить.
— Никогда не буду! — шутливо проговорил Николай.
— Не смейтесь. Теперь я серьезно говорю.
— Вас не разгадать: когда вы серьезно, когда нет.
— Выучитесь… Надеюсь, мы с вами останемся друзьями, и вы не удивите меня признанием. Правда ведь?..
— А если?.. — улыбнулся он.
— Тогда с вами будет скучно…
— И вы рассердитесь?
— Рассержусь.
«Так ли?» — подумал Николай, взглядывая на Нину.
— Так рассердитесь? — повторил он.
— И даже очень! — прошептала Нина.
Эти слова кольнули Вязникова.
— Странная вы, Нина Сергеевна!.. — произнес он.
— Странная? — переспросила она. — Вы мало еще женщин знаете! А может быть!.. Впрочем, про меня и не то говорят. Вас разве не предостерегали?
— Нет.
— Так ли? — спросила она, заглядывая Николаю в лицо.
— Положим, предостерегали.
— Я была уверена. К чему вы хотели скрыть это! Мне, право, все равно, что говорят про меня. Я к этому равнодушна.
В голосе ее звучала презрительная нота.
— Тем более что я знаю, как пишется история, особенно история хорошенькой женщины… Однако повернемте назад… Мы сегодня зашли с вами далее обыкновенного. Пожалуй, Алексей Алексеевич переменит мнение насчет ваших талантов…
Они пошли назад. Нина прибавила шагу.
— И страшные вещи рассказывали? — заговорила молодая женщина.
— Ведь вам все равно.
— Вы не верите? Мне, может быть, все равно, но все-таки женское любопытство…
— Ничего страшного. И может ли быть страшное?..
— Кто знает! — тихо проронила Нина.
— Вы хотите запугать меня?
— Ничего я не хочу! — с досадой проговорила Нина. — Так как же рисовали меня, говорите?!
— Никак, просто советовали беречься.
— Пожалуй, что вам нечего было советовать…
— Отчего мне именно?..
— Мне кажется… Оттого-то с вами и весело.
Они подходили к дому. Вся компания шла к ним навстречу.
— Так вы не боитесь остаться?.. Останетесь? — поддразнивала молодая женщина.
— Чего бояться, я не из трусливых.
— Вот это славно. И скоро приедете?
— Приеду.
— И признания не сделаете?..
— Не сделаю! — рассмеялся Николай.
— Вашу руку! Значит, мы останемся друзьями и приятно проведем лето, — весело сказала она, пожимая Николаю руку, — а потом…
— Что потом?
— Да ничего. После будут новые впечатления и у вас и у меня.
— Вы до них охотница…
— А вы? Разве нет? — шепнула она, посмеиваясь как-то странно.
XIII
— Куда это вы, mesdames, собрались? — крикнула она, подбегая к сестрам.
— На озеро. Хочешь ехать, Нина? Ты, кажется, сегодня в духе и не отравишь прогулки! — засмеялась Евгения.
— Вот как рекомендуют меня сестры, Николай Иванович!.. Нечего сказать, хорошая рекомендация. Так вы удостоиваете пригласить меня?
— Приглашаем!
— Принимаю приглашение и обещаю не отравить прогулки, но, с своей стороны, также предлагаю условие.
— Какое?
— Чтобы… Вы не сердитесь, добрейший Игнатий Захарович! Чтобы Игнатий Захарович обещал не вести умных разговоров. Обещаете, Игнатий Захарович?
Молодой ученый покраснел, прищурил свои красноватые глазки, однако сохранил все тот же серьезный вид и проговорил:
— Желание Нины Сергеевны будет свято исполнено!
«И этот мозгляк думал развивать Нину Сергеевну! — невольно пронеслось в голове у Николая. — С ней заниматься химией?! Вот-то дурак!»
Нюта Штейн, желая вознаградить молодого ученого, подняла свои большие, выпуклые глаза и взглянула на него сочувственным, долгим взглядом, словно бы говоря им: «Не сердись на нее. Она не в состоянии понять тебя!» Но, к крайнему изумлению добродушной барышни, молодой ученый строго взглянул на свою ученицу, так что она покорно опустила глаза и долго не подымала их, как бы чувствуя себя виноватой.
— Вы тоже, надеюсь, поедете, Николай Иванович?
— С удовольствием.
— А Алексей Алексеевич едет? — спросила Нина.
— И он едет!
— Да это будет превесело!
Целая компания, усевшись на долгушу , отправилась к озеру. Нина Сергеевна сдержала свое обещание не отравить прогулки. Она была в духе, весела, разговорчива и оживляла все общество. Она болтала без умолку, шутила с Присухиным, заставила его рассказать несколько анекдотов, — он отлично рассказал их, — добродушно останавливала молодого ученого, когда тот покушался было на серьезный разговор, и, когда приехали на озеро, спела по общей просьбе романс. Она пела превосходно, и у нее был густой, звучный контральто. Все притихли, когда она пела.
А Николай любовался молодой женщиной, с грустью думая, что он должен ехать домой. Нина не шутя увлекла нашего молодого человека. В ней было что-то раздражающее нервы, возбуждающее любопытство, подымающее горячую молодую страсть. Хотелось заглянуть в эти смеющиеся глаза, заглянуть глубоко и узнать, что такое на душе у этой красавицы. Кто она? Бездушная ли кокетка, ищущая новых впечатлений, или одна из тех натур, которых не удовлетворяет пошлость окружающей жизни и они от тоски забавляются чем попало? Или, наконец, просто чувственная женщина; красивое животное…
«Нет, нет… Этого не может быть!» — повторял про себя Николай, негодуя, что такая мысль могла даже прийти ему в голову.
Кто бы ни была она, не все ли равно? Он никогда не встречал таких женщин, вращаясь в дни студенчества совсем в другом обществе. Она такая изящная, выхоленная, ослепительная. Ему даже казалось, что он любит молодую женщину, любит сильно. Одна мысль, что и она могла бы полюбить его, приводила Николая в восторг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133