— Признаться, поразил и меня Коля… И как торопится…
— Ты как же, Иван Андреевич? Доволен? — спрашивала она через несколько времени, когда прошло первое впечатление от неожиданного известия.
— По-моему, рано бы Коле жениться… По его характеру надо бы подождать…
— Оно, пожалуй, и лучше для Коли раньше жениться. Он такой увлекающийся! — заметила, улыбаясь, мать.
— То-то лучше ли? — в раздумье проговорил Иван Андреевич. — И ведь раньше ни слова не сказал, даже не намекнул! — прибавил Иван Андреевич. — А еще друг! А ты ничего не замечала? Уж не летом ли они сблизились друг с другом? И этот неожиданный отказ Лаврентьеву…
— А пожалуй! То-то Леночка тогда так мучилась!
— Мы с тобою, брат, уж стары стали, ничего и не видели! — засмеялся старик, ласково пожимая руку жены. — Что ж? Раненько-то раненько Коле жениться, а впрочем, оба они такие славные…
— И знают давно друг друга… Они будут счастливы!
— Только бы Коле побольше характеру, выдержки. С семьей не то, что одному! — заметил Иван Андреевич. — А мы помочь-то ему, к сожалению, не в состоянии. Детям-то ничего дать не можем! — грустно промолвил старик. — Разве угол в деревне.
— Проживут! — весело сказала Марья Степановна. — Да и у нас еще кое-что найдется, чтобы помочь им устроиться на первое время.
— Еще разве есть брильянты в запасе? — усмехнулся Иван Андреевич.
— Есть еще… продадим! Тысячку-другую наберем.
— Ну, да Леночка — бережливая, умница, она удержит Колю. Он-то в меня… любит мотать деньги! — усмехнулся Вязников. — Вот Вася, так тот в тебя. Все другим готов отдать. Впрочем, Коля пишет, что дела его поправились.
— И как не поправиться. С его умом, да чтобы не прожить без особенных забот! Слава богу! А в случае чего — милости просим в Витино.
Старики весело говорили о Коле и Леночке. Им казалось, что время прошло удивительно скоро. Давно ли Коля и Леночка были детьми, а вот уж, бог даст, и внуков понянчить придется.
— На свадьбу мы, разумеется, поедем? — радостно проговорила Марья Степановна.
— Я бы рад, очень рад! — оживился старик. — Но сама знаешь…
— О деньгах не беспокойся… найдем. Немного же нам и нужно. Кстати, ты рассеешься. Довольно-таки в последнее время неприятностей.
— Как это ты только изворачиваешься, моя милая! Так едем? В самом деле, посмотреть на них. А все я пожурю Колю, что другу-то ни слова не сказал.
— Ну, не жури.
— А уж ты испугалась!
На другой же день утром Марья Степановна поехала в город, и через два дня старики послали Николаю тысячу рублей и писали, что через неделю сами приедут благословить детей. Леночке старики написали горячее письмо, в котором выразили радость, что могут ее назвать своею дочерью.
Хотя Марья Степановна и просила мужа не беспокоиться, говоря, что деньги найдутся, но денежный вопрос очень ее тревожил. Она продала последние свои ценные вещи, за которые ей дали всего тысячу рублей, а надо было достать еще денег на уплату процентов в банк и на поездку в Петербург. То, что было в ее кассе, было послано раньше Коле по его просьбе, и в доме денег не оставалось. Она несколько ночей не спала, придумывая, как бы извернуться и доставить мужу (о себе она, по обыкновению, не думала) удовольствие поездкой в Петербург. Она со страхом замечала, как Иван Андреевич в последнее время хандрил в деревне. История с запиской, расстроившая мужа, расстроила и ее. Она скрывала от Ивана Андреевича свою тревогу, но до нее доходили слухи, распущенные в городе, и она еще более тревожилась и с ужасом думала об этих слухах. Первые дни после возвращения старика из города каждый звук колокольчика приводил ее в трепет…
В течение недели Марья Степановна несколько раз ездила в город. Оставался еще последний клочок леса, и она хотела его продать, но цену давали самую ничтожную. Тогда она обратилась к одному богатому родственнику и наконец достала еще тысячу рублей, рассчитывая уплатить долг продажей леса по более выгодной цене.
Иван Андреевич хотя и догадывался, но не вполне, о тревогах жены. Она предпочитала скрывать свои тревоги, зная, как больно было бы старику. Давно уже она приучила мужа не беспокоиться о делах. Вся тяжесть забот лежала на ней. Она несла это бремя тихо, спокойно и весело, никогда не жалуясь. Иван Андреевич, привыкший смолоду мало думать о средствах, и не подозревал, сколько нужно было Марье Степановне уменья, труда и забот, чтобы жить не нуждаясь. А дела в последнее время шли все хуже и хуже. Капитал женин был прожит, имение приносило самый незначительный доход, а Иван Андреевич по-прежнему добродушно ворчал, если за обедом, случалось, не было пирожного!
Когда наконец Марья Степановна устроила все дела, Вязниковы поехали к Ивану Алексеевичу. Старый исправник был в восторге от свадьбы. Марфа Алексеевна тоже радовалась. Они показали Вязниковым письмо Леночки, а Марфа Алексеевна значительно заметила:
— Уж я давно замечала, давно.
— Много ты замечала! — добродушно смеялся исправник.
Однако ехать в Петербург на свадьбу он не мог.
— Ах, Иван Андреевич, если бы вы только знали, что за каторга нам, — вздыхал старик.
— Знаю, знаю, Иван Алексеевич! Да вы, кажется, недолго… скоро в отставку?
— То-то, скоро! Мы ведь не можем, как вы! Славное, говорят, вы ему асаже задали! — смеялся исправник. — Я слышал. На днях его вызвали в Петербург. А вас не вызывали, Иван Андреевич?
— Нет.
— Предводитель дворянства тоже вызван…
— Вызван?
— Как же! А вы не изволили слышать?
— Я ведь не был с тех пор в городе.
— Я была в городе и тоже ничего не слыхала! — заметила Вязникова.
— Вчера только телеграмма получена.
Когда Вязниковы возвращались домой, Марья Степановна, стараясь подавить тревогу, спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133