Согнувшись, стоял Туту перед Добрым богом, не осмеливаясь поднять на него глаз. Но он чувствовал на себе взгляд Эхнатона, и ему становилось страшно. «Дело идет о жизни и смерти», – подумал он и пал ниц перед царем, поцеловав землю у его ног.
«Так все они пресмыкаются передо мной, – с отвращением глядя на Туту, думал Эхнатон, – все они так пресмыкаются, когда я стою перед ними. Когда же они уходят с моих глаз, тогда делают то, что пожелают!»
Безысходная тоска охватила царя. «Могу ли я обойтись без него? – спросил он себя. – Есть ли второй такой человек, кто так же хорошо разбирался бы в запутанных взаимоотношениях между зависимыми от меня правителями? И тот, кто займет его место, будет ли служить мне преданнее?»
– Встань, – сказал он распростершемуся перед ним Туту. – Немедленно пошли Хани за сыном Панефера. Дай ему отряды воинов и вручи письмо для Азиру.
Напиши амориту, что он не ответил ни на один из моих вопросов. Я хочу знать, почему он захватил Гебал, а Рибадди, моего преданнейшего слугу, выдал его врагам. Я хочу знать, почему он заключил договор с правителем Кадеша, хотя он отлично знал, что тот со мной поссорился!
Напиши ему, что я требую немедленно прибыть ко мне, независимо от того, будет ли царь хеттов в Нухашше или нет. Если он мне подчинится, тогда будет жить, потому что он, конечно, знает, что я не стремлюсь полностью подчинить своих союзников. Если же почему-либо он попытается строить мне козни, тогда найдет он смерть на плахе вместе во своей семьей.
Ко всему этому прибавь, что я благоденствую, как солнце на небе. И я, и мои воины, и мои колесницы в Верхней и Нижней стране, от восхода и до захода солнца!
Он делает движение рукой, давая понять Туту, что тот отпущен. Согнувшись, пятится к двери Туту, «главные уста царя». Когда дверь закрылась за ним, он наконец распрямился и облегченно вытер со лба пот.
Вскоре после этого разговора вторгся Хани в Речену и Сирию; Хани, сын верховного жреца Мерира, Хани, которому был присвоен титул «царского сына Ханаана». Никто не оказал ему сопротивления. Все вассалы подтвердили свою покорность, уплатили дань, выполнили свои повинности. Но никаких следов Уны обнаружить не удалось.
Больше двух лет оставался Хани в северных странах. После его возвращения царь решил устроить «парадный выход» в своих больших золотых носилках чтобы торжественно принять дань от Сирии и Речену, а также и от Куша, с Востока и Запада. Представители всех стран будут собраны в одно и то же время, так же как и представители островов, что среди моря, чтобы преподнести дань царю, сидящему на троне в городе Небосклон Атона. Эхнатон будет принимать подношения каждой страны и благословлять жителей.
Что же, тени рассеялись? Сеть паука порвалась? Порвалась?
Тэйе, царица-мать, умерла! Она не осталась в Ахетатоне и вскоре после отъезда скончалась. И место для своего вечного жилища избрала она не возле сына, а поближе к супругу. И сын не последовал за ее гробом, потому что обещал не покидать свой город во веки веков.
И еще два раза рожала Нефертити дочерей – шесть дочерей родила она и ни одного сына.
А потом погребальные плачи огласили Небосклон Атона. Мекетатон ушла в царство теней. Мекетатон – вторая, девятилетняя дочь царя. Погребальные помещения для детей царственной четы еще не были отделаны, а Нефертити не захотела укладывать свое любимое дитя в грубо высеченную пещеру, стены которой были лишены украшений. Она повелела поместить маленькую мумию в первом помещении ее собственной гробницы – помещении, которое Тутмос увековечил изображением великого песнопения.
Одна из стен в этой камере еще оставалась свободной. Теперь на ней будет изображена погребальная процессия и плакальщицы, скорбящие по этой столь рано прерванной, еще не расцветшей человеческой жизни.
Поэтому Тутмос решил изобразить маленькую царевну не в виде мумии, в гробу, а заставить зрителя пережить самый момент ее кончины. Родители, склонившиеся от нестерпимой душевной боли, поднимают правую руку в немом горестном жесте к своим коронам. Царь нежно взял за руку царицу, чтобы утешить ее.
– Нежно за руку? – переспрашивает Ипу, которому Тутмос показывает набросок картины. – Разве ты не слышал, о чем судачат в городе? Говорят, что Эхнатон и Нефертити поссорились. Поссорились потому, что царь хочет выдать свою четвертую дочь, Нефернефруатон, замуж за сына вавилонского царя Буррабуриаша.
– Царевну нашей страны на чужбину? – переспросил пораженный Тутмос. С того времени, как стоит мир, этого еще никогда не было!
– Да, потому-то Нефертити так и удручена. Отдать на такой позор одного из своих детей. Но Эхнатон считает, что другим путем он не укрепит союза с вавилонским царем. Между тем царь хеттов год от года становится сильнее. Он уже нанес поражение Тушратте, союзнику нашего царя, и опустошил все его царство.
– Эхнатон и Нефертити поссорились! Значит, на картине мне нужно заменить интимный жест другим?
– О чем ты думаешь? – ответил Ипу. – Ведь при дворе больше всего опасаются, чтобы весть о ссоре не распространилась.
– А откуда же узнал о ней ты?
– Ну, знаешь, стены дворца, если они даже возведены из гранитных блоков, менее плотны, чем стены хижин из камыша. Об этом говорят уже давно. Мне лишь подтвердил этот слух Кар, один из мелких писцов Туту, племянник Бака, часто бывающий в нашем доме. Он сам видел письмо, которое Буррабуриаш отправил нашему царю. В этом письме вавилонянин пишет: «Госпоже твоего дома я послал только двадцать колец-печатей из лазурита, потому что она не сделала ничего такого, за что я был бы должен ее одаривать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78