Вам журнал и письмо.
- А, спасибо. - Учитель встал навстречу и взял почту. Глянул на конверт, бросил на землю и сказал Мише: - Можешь порвать.
- Как же так? - изумился Одик. - Вы ведь даже не прочитали его!
- А чего читать? Чего нового могут написать мелкие местные гангстеры… По конверту вижу - левой рукой написано…
- Это от них! - вскочил с земли Миша. - Можно посмотреть?
- Смотри.
Миша разорвал конверт, вытащил лист в линейку и стал читать каракули: "Ты, учительская морда, в последний раз придуприждаем, если еще будишь хадить в пракуратуру и соваться со своей прынцыпиальностью, прикончим тибя в собственной кануре или окола моря так и знай, рука у нас не дрогнит истреблять гадов, и тогда пиняй на себя…"
- Негодяи! - сказал Миша, и руки у него задрожали от презрения.
- Много ошибок? - спросил Федор Михайлович.
- Хватает…
- А мне можно прочитать? - спросил вдруг Одик.
- Читай.
И Миша увидел, как Одик, держа обеими руками тетрадочный лист, с жадностью уставился в него. Читал он почему-то долго, точно заучивал наизусть. Потом поднял голову, и в его лице появился испуг.
- А если они и вправду… убьют вас? - спросил он.
- От них всего можно ожидать, - ответил Федор Михайлович. - У них же еще не возникла высшая нервная деятельность, и они не разбираются в жизни, даже приблизительно не знают, что это такое. Для них она - есть, пить, одеваться, и все это даром, без единой капли пота. И только иногда, во время воровства, они рискуют своей ничтожнейшей шкурой. Жалкий, безграмотный народ!.. Разорви письмо.
Одик помедлил, еще заглянул в письмо и только потом разорвал на мелкие клочки.
- Федор Михайлович, - спросил вдруг он, - а наш Карпов не очень хороший?
- Он? - Учитель на секунду задумался. - Ну как бы тебе сказать… В общем, да… Говорят, что "Северное сияние" - образцовый дом отдыха. Возможно. Хотя и не верится. Но что там сытно - уж это точно, но, понимаешь ли, при всем этом он… Он сам… Ну, словом, он сам абсолютно нищий.
- Нищий? - переспросил Одик, и тонкие брови его приподнялись на лоб и словно застыли там. - Он нищий?
- Ну конечно же. И его было бы жаль, как любого обывателя, если б он не был так активен…
В глазах Одика вспыхнула яркая искра несогласия.
- А вы были у него дома?
- А зачем я должен ходить в его дом?
- Но у него столько книг! И хороших - Пушкин, Лермонтов, Чехов… У него так культурно… Его сынок мне не нравится, а вот он…
- Ну, что он? Из родной сестры сделал батрачку, жену обратил в свою веру, сына превратил в хозяйчика…
Одик моргнул ресницами, слушая его.
- А с кем он дружит? С теми, кто может что-то достать ему… А что он любит, кроме того, чтоб вкусно поесть, выпить и похвастаться своей устроенностью?.. А к чему стремится? Побольше иметь. И книги его только реклама для таких доверчивых, как ты.

Глава 17
КОРЗИНКА С КЛУБНИКОЙ

Одик быстро шел домой. То новое, что узнал он сегодня, не умещалось в его голове. Ошеломляло. Выходит, Федор Михайлович, и Миша, и, наверно, другие мальчишки понимают что-то такое, о чем он и не догадывается. А зачем учитель говорил про Троянского коня? И про то, как Одиссей попросил привязать его к мачте, чтобы не поддаться на провокацию этих хищных сирен, которые так волшебно поют, а потом обгладывают черепа и кости легковерных мореходов? И про тугой Одиссеев лук?
Случайно это?
Все, что говорил Федор Михайлович, наверно, правда. Человеку, который не боится таких писем и, не читая, рвет их, нельзя не верить. И потом, он - учитель, и все в городке знают его и, кажется, любят. Не говоря уж о мальчишках. Значит, Карпов нищий… Так… Ничего себе!
Одик шел домой, подавленный этими мыслями, такие они были трудные, тяжелые, точно мешок камней нес. И не давали покоя. Перед ним вдруг открылся новый, тревожный, может быть, высший смысл жизни.
Нищий… А кто ж тогда богатый? Кто?
Только перед калиткой вспомнил Одик про Ильку. Войдя во двор, он сразу же побежал к сараю - дверь его была открыта. Значит, выпустили? Вот как! А что ему за это было?
По двору в открытом летнем платье, напевая, ходила Лиля и развешивала на веревке белье. И хотя Одик знал теперь, что она такая заурядная, все же он не решался спросить у нее про Ильку. Не мог. Еще подумает чего… Он посидел немножко на крылечке, будто поджидал своих, и терзался, что не может открыть рта. И решился - пусть думает о нем что хочет!
- А где тот, что был в сарае? - быстро спросил он.
Лиля достала из таза сырую простыню и расправила ее в руках.
- Отпустили… Покаялся, что больше не будет.
- А-а-а, - протянул Одик. И вдруг ему в голову пришла совершенно шальная мысль: а что, если Илька выдал ребят?
Но тут же отбросил ее: нет! Судя по допросу в сарае и по Дельфиньему мысу, он не из трусов.
Потом Одик беспокойно походил у террасы, зашел в дом - стекло уже вставили, - встряхнул головой, словно для того, чтобы в ней лучше уложились все мысли.
Он так и не обедал сегодня, и мама поругала его.
Но Одик не убивался: подумаешь, дело какое - не поел! Все это было так мелко. Он расспросил у сестры про Ильку, и та сказала, что видела его перед обедом: он быстро прошел по двору с корзинкой, полной клубники.
- Георгий Никанорович дал? - спросил Одик.
- А кто ж еще?
Что-то неприятно кольнуло Одика: зачем же он взял ее? А что, если он все-таки?.. Нет, этого нельзя было допустить!
Часа через три явился с работы Карпов, пожелал всем доброго вечера, снял костюм и вышел к крану в спортивных брюках на резинке, в тапках на босу ногу и белой майке. Он хлопнул себя по животу и кивнул Одику:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44