..
Он должен пройти и пройдет!
И все будут слушаться каждого его слова. И этому совсем не помешает, если в его кармане всегда будут позвякивать деньжата. Скажем, зной, безветрие, жажда. Они проходят возле палатки с разными напитками. Почему бы ему когда-нибудь не остановиться и не взять на всех одну-две бутылки ледяного яблочного лимонада и не распить? А когда-нибудь можно разориться и на мороженое, которое они так любят: "Налетайте, лижите, разве жалко?"
Ну и тому подобное.
Отец все не подходил к нему. Не замечал или нарочно?
По просьбе Ильки один официант шепнул отцу, и тот наконец подошел.
- Нужно четыре, - сухо сказал Илька, отозвав отца к каменному желобу во дворике, по которому во время дождей стекала вдоль стенки вода.
- Ого! - сказал отец. Его узкое, досиня выбритое лицо со щепоткой черных усиков под носом враз утратило живость. - Ты просишь все больше и больше.
Но Илька по опыту знал, что с отцом нужно мало говорить и ничего не объяснять. И говорить с каменным лицом. Тогда он даст все, что просишь. Конечно, надо знать меру.
- Не прибедняйся, - сказал Илька.
Отец даже слегка возмутился:
- Ты думаешь, я много получаю? Ведь и делиться приходится.
- Отец, только четыре, - повторил Илька. - Срочно нужны.
- Нет, столько не могу… Два с полтиной, в крайнем случае трешку…
- Официант! - крикнули от столиков.
- Меня зовут. Вот три, - засуетился отец.
- Не нужно, - холодно произнес Илька. - Я подожду.
- Больше не смогу.
- Дашь, - сказал Илька, глядя в гибкую спину убегающего отца.
Илька этого не хотел, но когда отец опять подошел к нему, пришлось пустить в ход последнее. Он сказал:
- Я ведь могу кое-что рассказать матери о твоих поездках с приятелями к водопаду.
- На, и отстань! - Отец, спрятав руку за спину, чтобы никто из сослуживцев не заметил, ловким движением сунул ему в ладонь две бумажки и побежал за подносом.

Глава 13
ПЕЛАГЕЯ

Одик с сестрой возвращались домой.
У калитки стоял Виталик с тремя незнакомыми мальчиками. Наконец-то!
А то можно было подумать, что, кроме индюков, ему и дружить не с кем. Мальчики о чем-то говорили. Они были чисто одеты, аккуратно причесаны и с вежливыми глазами.
- Привет, - сказал Одик, направляясь к калитке.
Мальчики уступили им дорогу и сразу замолкли.
- Приходите еще, - услышал Одик за спиной. - Я вам не то покажу…
Не успел Одик с сестрой дойти по дорожке до дому, как Виталик догнал их.
- Гости были? - спросил Одик.
- Да… Очень хорошие мальчики. Видел Сережу Рукавицына? Он в панамке и вышитой рубашке. Его папа директор "Горняка".
- А что это?
- Ну и память у тебя! Ведь говорил же, есть такой дом отдыха, и они большие друзья с моим папой.
- А-а, - сказал Одик. - А кто другие ребята?
- Разные… Папа Вити работает в городском… - И вдруг, подумав о чем-то другом, Виталик спросил: - А вы что, дружите с ними?
- С кем? - спросил Одик.
- Да с этими… Они на всех тут наводят страх… Мы с папой ненавидим их.
- Значит, это другие, - сказал Одик. - Мои знакомые искали амфору в бухте.
- И ты им веришь? - Виталик с жалостью посмотрел на него, склонил голову и почесал плечом ухо.
- Я сам видел. Они все время ныряли и достали ее, а сегодня носили в музей. - О том, как их приняли в музее, он умолчал.
- Делать им больше нечего, - сказал Виталик. - Бездельники. Нахалы.
Одик перевел разговор на другое. Он до сих пор, признаться, не мог до конца понять, почему Виталик и все его семейство так не любят мальчишек. Он снова решил позвать его к морю. Виталик сказал, что сходить он не против, надо только дождаться механика из телеателье: иногда на экране телевизора прыгает изображение.
- А Пелагея ведь дома.
Виталик посмотрел на него как на недоразвитого.
- Доверься ей! Вечно испортит все и напутает.
- Но она ведь старенькая уже.
- Много ты знаешь! Пятьдесят три - разве это старость?
Одик поразился: ей пятьдесят три? А он думал - семьдесят, не меньше!
- Отлынивает от работ: таких больше нет в папином семействе.
- А она что, ваша родственница?
- Немножко. - Виталик замялся. - По папиной линии.
- Кем же она приходится папе?
- Сестра… Только ты не думай - у них ничего общего нет… Папа энергичный и умный, а она… - Он вдруг словно прикусил язык: из-под черешен вынырнула Пелагея в неизменном белом платочке и длинном, до земли, темном грязном платье; лицо у Виталика сразу застыло. - Тебя кто звал? Подслушиваешь все?
Одику стало стыдно за него. А если бы слышал Георгий Никанорович, как он разговаривает с Пелагеей? Хоть бы его, Одика, постеснялся.
- Зачем мне, детка, подслушивать тебя, - сказала тетка и почему-то показала большой палец правой руки. - Я сымала с ящика с-под клубники крышку…
Виталик вдруг захохотал и с торжествующим видом посмотрел на Одика.
- Когда ты говорить правильно научишься? Какой уж год из деревни, а все "сымала", да "лётают", да "наскрозь"…
У Одика что-то заныло внутри.
- Ну чего тебе? - спросил ее Виталик. - Что из того, что ты "сымала" крышку?
Пелагея опять показала большой, черный, весь в земле палец.
- Скабку загнала… И несподручно левой вытянуть… Как бы не заядрило…
Виталик сморщился и посмотрел на ее палец.
- Иди мой руку, и только живо, а то мне некогда.
Пелагея отвернулась от них и косовато, левым плечом чуть вперед, как всегда ходила, скрылась в зелени сада.
- Ну зачем ты с ней так? - спросил Одик. - Ведь обиделась, наверно.
- Она? - искренне удивился Виталик. - Ты ее не знаешь! Устроилась на тепленькое место, питается почти так же, как и мы, а никакой благодарности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44