- И знать не хочу, - отрезал он. - Какие-то каменные уроды.
- Сам ты урод! Они скифские каменные бабы, а ты…
Откуда она все это знает? Ведь моложе его…
Одик толкнул ее, не сильно толкнул - так, чтобы не упала, напрягся и лихо вскочил на кирпичный барьерчик у окна и заглянул внутрь: в большой комнате за стеклянными витринами темнели ископаемые кости, доисторические каменные ступки, наконечники стрел, бронзовые вещи, какие-то огромные глиняные сосуды и прочая музейная дребедень…
- Мура! - Он спрыгнул на землю. - Поехали дальше.
Мимо них проходили мальчишки. Один из них вдруг наклонился к нему и пронзительно свистнул в самое ухо, второй крепко поддал его коленом под зад, и Одик больно стукнулся лбом о каменного истукана. Он устоял на ногах, сжал кулаки и крикнул:
- Как вы смеете! - Но мальчишки, наверно, и не слышали: они уже были далеко и громко хохотали. - Трусы! - Одик потер лоб. - Трусы всегда спасаются бегством!
- Уж ты бы им показал, - сказала Оля. - Ног бы не унесли.
Одик нахмурился. Почему-то опять вспомнились выстрелы в ночи и брошенная в него медуза… Бр-р-р, какая холодная и скользкая, и глаз сразу защипало. Одик замкнулся.
Они молча ходили по улицам, и он даже решил не покупать ей "Мишку на севере": нельзя перед ней рассыпаться…
Даже заснул он в эту ночь не сразу, а долго ворочался и вздыхал: думал сделать лучше, а что получилось? Когда он наконец заснул, и очень крепко, его стали тормошить. Одик разжал веки - у кровати стояла Оля и шептала в самое ухо:
- Вставай… Идем к морю, пока мама спит.
- Зачем? Я спать хочу.
Оля стащила, с него одеяло, и ему стало прохладно.
- Отстань!
- Тогда я пойду одна.
Одик стал протирать глаза и, давя рукой зевоту, подыматься.
Море было тихое, как огромное озеро, - даже наката не было, и берег был непривычно пустынный - ни души. Ни музыки, ни хохота и визга, ни загорелых тел и плеска купающихся. И во всем этом - в глубокой тишине, и в гальке, и в переливах солнца на воде, и в синей дали - было что-то таинственное, что-то загадочное.
- Смотри, как дельфины играют! - Оля показала на море.
Три черных силуэта, ловко изгибаясь в воздухе, выскакивали из воды, и брызги зажигались на солнце.
- Говорят, они очень умные, - сказала Оля, - и все понимают.
- Они и выпрыгивают сейчас, чтобы на тебя полюбоваться! - сказал Одик и пожалел.
Дельфины вдруг исчезли.
- Знаешь, почему они спрятались? - спросила Оля.
- Ну?
- Терпеть не могут глупых разговоров.
Одик промолчал и решил не обижаться. А сам подумал: странное дело, но почему-то и вправду, когда пляж полон народу, он ни разу не видел дельфинов. Боятся? Или они и верно, как о том пишут в некоторых книгах, настолько обогнали человека в своем развитии, что вид их не доставляет им большой радости?
- Смотри, пароход… - Оля показала на горизонт. - Его и не видно, один дым… Ой, краб! - Она подбежала к водорослям - они грядой лежали на гальке, - и небольшой крабик, очень похожий на громадного паука, бочком пробежал по влажным камешкам и скрылся в воде.
- А вон скалы. - Оля кивнула в ту сторону, где вдалеке виднелся причал и какие-то строения по берегу: там темнели большущие каменные глыбы. - Пошли туда… Хорошо, что наши спят!
- Пошли, - сказал Одик. В самом деле, почему бы не пойти?
С добрый километр шли они по хрустящей гальке, по сухим водорослям, по мусору, оставленному пляжниками, - обрывкам газет, ореховой скорлупе Вот и громадные глыбы. Видно, когда-то откололись они и скатились сюда с гор Они лежали на берегу, а одна - в воде. На ней сидели чайки.
- Вот бы забраться туда! - сказала Оля. - Увидели бы не только дым, а и пароход.
Одик прикинул глазами высоту глыб. Стенки их были бугроваты, в трещинах, изломах, углублениях.
- А, пожалуй, можно, - сказал он. - Босиком. Глыбы-то не гладкие.
- Ты ошалел! - ужаснулась Оля. - Голова закружится!
До чего ж плохо думала она о нем! И Одик понял: он должен влезть. В лепешку разбиться, но влезть. Ведь она в грош его не ставит! Словами не докажешь ей, какой ты на самом деле…
А какой он на самом деле? Конечно, не трус…
- Полезем, - твердо сказал Одик, - и не на эти, а на ту, что в воде… Сбрасывай сандалии!
- Ты с ума сошел! - крикнула Оля, радостно стряхнула сандалии и побежала к морю. Вода обожгла ноги, она подошла к глыбе и закинула голову. - Ого, даже не пробуй!
К ней приблизился Одик в закатанных выше колен штанах, которые у него, как и у папы, всегда сползали с живота. Он был так неуклюж, боязлив, а решил забраться на такую глыбу… Как он даже подумать об этом мог!
Одик положил ладонь на стенку.
- Лезь.
Оля повернула к нему голову:
- Ты вправду?
Крепкие руки брата приподняли ее. Сумасшедший!
Оля зацепилась руками за выступ, подтянулась, укрепила в кривой ноздреватой выбоине ступню, пристроила рядом вторую - кажется, ничего, устойчиво - и подала руку. Одик взялся за нее и полез. Она втиснулась всем телом в камень, зажмурив от страха глаза. Ничего, удержала его. Одик очутился рядом. Полезли выше. Впереди она, за ней он. Ее руки быстро выискивали и цеплялись за любую неровность, ноги ощупывали скалу, выбирали упор, и Оля подтягивалась выше. Она всегда легко лазила на деревья, а на эту скалу лезть было не трудней.
Вот только Одика приходилось тянуть. Он сопел, лицо его напрягалось, раздувалось, как резиновый шар, - вот-вот лопнет! Но он лез, только еще сильней пыхтел. Вот и последний метр подъема. Оля закинула за верхний край скалы руки, выпачкала в птичьем помете ладони и поморщилась.
- Ура! - Она подтянулась на руках и встала. - Лезь скорей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44