– Ай-яй-яй! Мы еще валяемся на диване, мы еще не одеты! Мы так мечтали попасть в новый цирк, а до сих пор еще не помыли мордашку. Ну-ка, детусенька, умывайся, собирайся, а я пока закажу такси.
Только было Гошка открыл рот, чтобы высказаться насчет того, что, во-первых, у него не мордашка, а лицо, и что он не детусенька, как в комнату вошел толстый дядька в шуршащей куртке па «молнии», тот, что живет во втором подъезде и всегда приезжает домой на роскошном «ЗИМе» с белыми занавесочками.
– Ну, Егор, как тебе Рекс? Ничего собака, а! – И шуршавший дядька потрепал по загривку Рекса, а Рекс при этом чуть не цапнул его за руку.
– На что мне сдался этот Рекс, когда у меня есть свой Пират! – обиженно сказал Гошка.
– Ну, сын, я тебя не понимаю, – сказал шуршащий дядька, – ты так мечтал об овчарке. Вот я тебе и купил овчарку, а ты недоволен, просто не понимаю…
– Правильно, мечтал об овчарке, но это было, пока не было Пирата, а теперь мне не нужна никакая овчарка, хоть сто овчарок, хоть все с медалями, не нужны они мне. Где мой Пират?
– Ничего не понимаю, – сказал шуршащий дядька. – Ну ладно, потом разберемся, а сейчас давай живо собирайся.
Гошка тоже решил, что разберется после, а пока что не надо терять возможности попасть в новый цирк. Он быстро умылся и оделся, причесал перед зеркалом волосы, и тут как раз в дверь позвонили. Гошка открыл.
– Такси вызывали?
– Идем, идем. Ах, какие мы бяки, заставили вас подниматься!
И из комнаты выпорхнула мама Лены Плясули в пальто, а за ней вышел шуршащий дядька, но Гошка решил ничему не удивляться. И они все четверо спустились по лестнице.
Перед подъездом стоял роскошный черный «ЗИМ» с белыми занавесочками, а впереди над ветровыми стеклами на матовом экранчике огромными светящимися буквами было написано «ТАКСИ». Буквы были разноцветные, сверкали, переливались, как иллюминация на телеграфе в праздничный день. Шофер открыл дверцу, мама Лены Плясули сказала: «В новый цирк!»
И вот тут уж Гошка удивился.
Только они выехали из своего переулка и, вместо того чтобы попасть на Полянку, вдруг попали на какой-то мост, и Гошка даже привстал на сиденье: на концах моста такие красивые вздыбленные копи и их еле сдерживают какие-то силачи. Проехав мост, они покатили по улице, которая была как зеленый туннель: над их головами сплелись ветки огромных зеленых каштанов. На длинной узкой площади стояла какая-то пушка.
Шофер, потянув носом воздух, сказал: «Обожаю запах моря».
И тут они подъехали к новому цирку на проспекте Вернадского. На здании цирка мигали, крутились и прыгали огни, и так же все крутилось и прыгало в Гошкиной голове.
– А как же завтра я встану в школу? – спросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности.
– Велика важность, – ответила мама Лены Плясули, – так не пойдешь в школу. Подумаешь, пропустишь один раз, находишься еще.
«Ага, – воскликнул про себя Гошка, – это уже начинает мне нравиться! Вроде не соврал тот малый, что это Планета Исполнившихся Желаний: и в цирк взяли, и в школу завтра не пойду. Только вот вовсе уж никогда у меня не было желания, чтобы вместо моей мамы у меня была мама Лены Плясули…»
И тут Гошка вспомнил сегодняшний вечер: там, на его, на настоящей Земле. Вспомнил, как он закричал, что, конечно, мама – это не родная ему мама, а родная мама обязательно взяла бы его в цирк.
Неужели эта самая «детусенька» и есть его мама? Да нет! Быть этого не может! И не хочет он ни за что этой мамы, и цирк ему тогда не нужен, и не хочет он этого чужого дядьку в папы, и не хочет он этого дурацкого Рекса, даром хоть и овчарка.
Гошка вспомнил своего ласкового, преданного Пирата, вспомнил, как он всегда пристально смотрит Гошке в глаза, пытаясь угадать Гошкины желания, а над глазами у Пирата такие смешные рыженькие пятнышки. Когда он вскидывает глаза па Гошку, эти пятнышки двигаются. Гошка вспомнил все это, и у него сжалось сердце от тоски.
Шуршащий дядька уже шел от кассы, помахивая в воздухе билетами, и они втроем прошли в фойе цирка.
Гошка вошел и остолбенел. Такого он не ожидал даже и в новом цирке! Прямо посреди фойе огромная карусель, немного дальше – «чертово колесо», точно такое, как в парке культуры; под ногами шуршали тысячи бумажек от конфет и оберток от мороженого. Малыши надрывались в упражнениях на свистульках, а некоторые на «уди-уди»; над самым ухом с треском лопались воздушные шары, вдобавок к этому кричали мороженщицы и кричали малыши. Гошка совсем потерял голову. А тут еще какой-то нахальный дошкольник со всего маху врезался в него на автомобиле.
«Ну и ну!» – только и мог подумать Гошка.
Расталкивая толпу локтями, к нему спешила, улыбаясь, мама Лены Плясули. В руках у нее было столько эскимо, что Гошка решил, что ей можно выступать в цирке жонглером.
Гошка поедал эскимо за эскимо, прокатился на карусели в ожидании начала представления, но настоящей радости почему-то не было.
Вот прозвенел звонок, все кинулись занимать свои места. И тут вдруг совсем рядом с собой он увидал свою собственную маму. Она обнимала за плечи какую-то препротивную толстую девчонку с тоненькой крысиной косичкой и огромным белым бантом. Девчонка ревела как корова, а его, Гошкина, родная мама так ласково утешала эту толстую плаксу!
Гошка как сумасшедший бросился к маме.
– Мама, мамочка! Прости меня! – закричал Гошка срывающимся голосом и вцепился в мамино платье.
Но его собственная, его родная мама подняла на него недоуменный взгляд и родным маминым голосом произнесла ужасные слова:
– Что с тобой, мальчик?
Тут к ним протиснулась мама Лены Плясули и, взяв Гошку за руку, стала извиняться перед его мамой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30