— Ты что, не мог попасть мне прямо в сердце?
— Я попал туда, куда целился.
— Черт возьми, что ты имеешь в виду?
— Однажды я уже дал тебе возможность уйти безнаказанным, ибо был убежден, что ни ты, ни та женщина не стоите того, чтобы рисковать из-за вас собственной шеей. Но на этот раз ты зашел слишком далеко. Так что теперь ты получишь свое сполна, и в будущем тебе уже будет неподавно трахать мою дочь.
— Чего-чего?
— Что слышал.
— Ты что, шутишь?
— Я выстрелил по твоей «бабочке». Ведь у маленького Дэнни есть точно такая же, не так ли? Разве это не ты постарался на благо своей страны? Не ты ли состряпал маленького человечка с точно такой же родинкой, как и у тебя? Так что одно я тебе могу пообещать точно: ты больше не будешь трахать мою дочь, чтобы потом рассказывать всем об этом.
— У нас Кейди никогда ничего не было.
— С ней я еще разберусь, будь спокоен.
— А с Дэнни ты тоже разберешься?
— О нем я позабочусь.
— Тебе нравится Дэнни, не так ли?
— А вот это не твое дело, урод.
— Как бы не так. Да уж, ты разберешься с Кейди. Отстегаешь ее вожжами, выставишь из дома и будешь вести себя так, как и подобает богобоязненному ханже. Но вот Дэнни ты не оттолкнешь, нет. Наоборот, ты оставишь его у себя, и позволишь Джейн заботиться о нем, потому что ты от него без ума. Что бы там она не натворила, его ты будешь считать своим. Ведь Кейди всего навсего женщина, а с ними ты никогда не умел обращаться. А Дэнни, о да, я видел тебя с ним вчера, когда умирала Белл. Ты никогда не видел ничего прекрасней, не так ли? Он твой, вне зависимости от того, что могла натворить Кейди. Он твой внук, не так ли? А теперь послушай, что я тебе скажу, ты, подлый и тупой сукин сын. Он не твой внук. А мой.
— Что ты сказал?
— Что же до «бабочки», то да, это родимое пятно нашей семьи. Но проявляется оно только у мужчин, понял? Если рождается девочка, то оно отсутствует, а потом уже от нее переходит к следующему мальчику. Так что, Джесс, он не твой внук, а мой!
Он приподнялся на локте, желая подобраться поближе ко мне, но тут же вскрикнул от боли и снова повалился на землю, держась обеими руками за живот и подтягивая коленки к подбородку.
— Черт побери, из меня лезет дерьмо!
— Что ты сказал?
— Позови доктору, из меня лезет дерьмо вместе с кровью!
— Да забудь ты про свое дерьмо! Говори!
Я встал и уже занес ногу, чтобы посильнее пнуть его в живот, но тут Моук начал орать еще громче и пообещал, что расскажет всее, но сначала попросил дать ему попить, а то, видите ли, иначе он долго не протянет. Тогда я спустился вниз, зачерпнул ведром воды из родника, надел ботинки и вернулся обратно. Его лицо блестело от пота, когда я зачерпнул кружкой воды и протянул ему. Он взял кружку одной рукой, поднес ко рту, и тут его стошнило.
— У меня вся рука в дерьме, она воняет!
— Вот.
Я сам подержал ему кружку и подождал, пока он полоскал рот, а потом еще выпил залпом три или четыре кружки. Затем я плеснул водой ему на живот, чтобы смыть дерьмо, кровь и букашек, которые уже успели наползти в рану.
— А теперь, давай, выкладывай, все, как есть. Да поскорее.
— Я уже все тебе сказал.
— Что Дэнни твой внук?
— Ну да. Целых двадцать лет ни я, ни Белл, даже не догадывались о том, что Кейди — это наша дочь. А потом появился Дэнни, и мы увидели «бабочку». И все поняли.
— Значит, Белл изменяла мне даже даже до отъезда.
— Если вспомнить, как ты с ней обращался, то почему бы и нет?
— Я любил ее. А чего еще ей было надо?
— Ну да, как же, ты ее любил. Вот если бы она ходила в церковь по три раза на дню, а потом еще молилась бы ночи напролет, а все остальное время не сводила бы глаз с твоей кислой рожи, то ты, наверное, и любил бы ее. Она же любила меня. Потому что ей нравилось хорошо провести время и повеселиться. А у меня было банджо.
— Еще бы, такой шик, не правда ли?
— Для Белл это много значило. Так что можешь не сомневаться, рога она тебе наставляла и не раз.
Он снова попросил пить, и я дал ему воды, после чего он принялся проклинать меня и начал поносить Кейди, обзывая ее самыми последними словами, какие только мог припомнить.
— Она ненавидела Дэнни. Она ненавидела его, потому что его отец бросил ее, а она была слишком гордой, чтобы смириться и безмолвно выносить это. А я его любил. — И затем, немного помолчав, добавил: — Белл очень боялась, что я могу проболтаться Кейди о том, чья она дочь, потому что тогда она возненавидела бы Белл. Поэтому в тот день, ближе к вечеру, Белл села в автобус и приехала сюда, чтобы убить меня. Если бы дело было утром, то она не стала бы этого делать. А ближе к вечеру у нее начинала подниматься температура. И она зверела. После того, как Белл заявилась ко мне домой, и когда я понял, что жить ей осталось совсем немного, то решил дождаться, пока все закончится и затем рассказать все, как есть. И уже лишь ради этого стоило жить. Почему я должен молчать? И какое мне дело до чувство Кейди? Ей-то на меня всегда было наплевать. Но Белл знала, что делала. Уже перед самой своей смертью, после того, как вы все ушли и унесли Дэнни, она подозвала меня и заставила пообещать, что я никогда не расскажу Кейди об этом. И я дал ей слово. Мне пришлось наступить на горло собственной песне, отказаться от единственной родости в жизни, от своего самого заветного желания лишь ради того, чтобы успокоить умирающую женщину, ту женщину, что я любил больше жизни. И тогда я решил, что если уж я лишился всего, то и ты тоже должен потерять все. Потому что то, что по праву принадлежит мне, все равно никогда не принесло бы тебе счастья. Я взял винтовку у Эда Блу, чтобы убить тебя, Джесс. Единственное, о чем я жалею, так это что ты достал меня первым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38