Пятьдесят троянцев, изголодавшихся без женщин. Подумай об этом, Волумна. Грубые, возбужденные существа, которым подойдет любая, хоть двенадцатилетняя, хоть пятисотлетняя, а потом они поменяются ими со своими приятелями. Наши женщины, скитаясь по морям, утратили свою привлекательность, но вы, дриады, сохраняете красоту до конца жизни. Разве я не прав? Даже ты, Волумна, хотя тебе наверняка лет триста. Впрочем, ты мне, пожалуй, подойдешь. Я всегда любил женщин постарше. Они более опытные.
– Пойдем, Феникс. Мы рассказали ей о своих намерениях. Я думаю, Меллония теперь в безопасности.
– Еще одно, отец. – А затем, обратившись к Волумне: – Ты ведь давно все знала о Дереве?
Оцепенев, она смотрела на него. На какое-то мгновение он почти пожалел ее.
– О подземном ходе, о фавнах, – настаивал он.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Бог приходит…
– Да, в образе косматого фавна.
– Зачем ты святотатствуешь? Бог поймает тебя ветвями и задушит твоими собственными волосами.
– Не разыгрывай невинность, Волумна. Повеса все рассказал нам о Дереве. Он сам много раз ходил туда, а его отец и дед были там вместе с тобой. Тебе наверняка приятно услышать, что ты хороша даже во сне. Если ты действительно спала.
Волумна стала похожа на побитое морозом дерево. Три столетия тяжелыми сугробами опустились ей на плечи. Теперь она казалась даже ниже своих четырех футов. Она покачнулась и чуть не упала. Эней попытался поддержать ее, но она вырвалась из его рук. («Она единственная женщина, – подумал Асканий, – которая не позволила отцу дотронуться до себя; она глупее киклопа, если такое возможно».)
– Я расскажу тебе одну историю, – сказала Волумна, и голос ее прозвучал, как ветер, зашуршавший в сухих листьях.
– Правдивую? – спросил Асканий.
– О да.
– Отец, я не доверяю ей. Она, наверное, пытается задержать нас, пока не подойдут ее подруги.
– Клянусь грудью Румины, что я пришла одна, и никто не шел за мной следом.
– Рассказывай свою историю, – сказал Эней.
– В давние времена мой народ счастливо и безбоязненно бродил по этим лесам, смешиваясь с племенами фавнов. Золотой век ушел с нашей земли вместе с Сатурном, и серебряный век опустился на нас, будто вечерний туман. Но серебро тоже прекрасно. Тогда фавны еще не превратились в таких грубых и бесстыжих существ, как сейчас. Да, бездельники, но веселые, а если хотели, то нежные и ласковые. Они были единственными мужчинами в этих краях, кентавры еще не вернулись из своего путешествия на Восток, и мы, хоть и не выходили за них замуж, но брали в любовники. Я была еще совсем маленькой и не знала о таких вещах, как похоть и деторождение. Единственной известной мне опасностью была молния.
Тогда львы еще не пришли сюда. Волки и медведи всегда водились в нашем лесу, но мы с ними жили в мире и никогда на них не охотились. У нас не было ни дротиков, ни ядов. Мы ловили в сети мелкую дичь, выращивали в садах овощи, а когда пищи становилось мало, засыпали Белым Сном.
Однажды ночью мы собрались среди наших деревьев на праздник в честь Румины и Румина. Была весна, и в воздухе растекался запах клевера и бергамота. Мы танцевали танец Пробуждающейся Весны, и плач флейты заглушал все остальные звуки. Неожиданно они оказались среди нас – величественные существа с кожей песочного цвета и благородными гривами – львы. Мы никогда не видели их раньше. Спустились ли они с луны, чтобы присоединиться к нашему празднеству? Или поднялись из царства Прозерпины? Мы готовы были разделить с ними наше угощение – вино и сыры.
Но они пришли за другим угощением. Моя мать и я стояли рядом со своим деревом. Один из них сбил ее с ног, и она упала на землю. Она была очень сильной и к тому же боялась за меня. Используя свою флейту вместо кинжала, она всадила ее льву в горло. Он взревел от боли и убежал, а мы спрятались за дубовой дверью. Другим дриадам меньше, а может быть, больше повезло. Ни одна из них не спаслась. Даже моя мать, разбившая спину во время падения, прожила всего год. Вместе с ней мы ходили к фавнам (они защищались от львов при помощи частоколов и пращи) и выменивали драгоценные камни на пищу. Мать научила меня ткать, читать свитки и чувствовать запах льва за сотню ярдов. А затем она умерла и оставила меня, все еще девочку, в бесконечном одиночестве – единственную дриаду и единственную женщину в Вечном Лесу. Я хотела умереть. Я подумывала о том, чтобы убить свое дерево. Но фавны, казалось, пожалели меня. Они продолжали приносить мне пищу. У меня был друг по имени Космач. Ему было около трех лет. Если перевести это на ваш или на мой возраст, то восемнадцать. Фавны стареют не так, как мы с вами, а как козлы, на которых они похожи. Он научил меня многому, чего не знала моя мать, – как извлекать яд из пауков и вооружаться дротиками или булавками.
– Космач, ты такой хороший друг, – сказала я однажды, – чем я могу отплатить за твою доброту? Соткать тунику? Но ты никогда их не носишь. Или сделать серебряные наконечники для рогов?
Он засмеялся:
– Скоро узнаешь, малышка, подожди. Прошел еще год. Мне исполнилось тринадцать.
– Теперь ты можешь мне отплатить, – сказал он. – Жди меня в Священном Дубе Бога, которого вы называете Румин, а мы зовем Фавном. Закрой за собой дверь, чтобы туда не забрались львы.
Я ждала в темноте, сидя на листьях. Он пришел через подземный ход.
– Космач, – воскликнула я, – мне было так страшно без тебя. Я думала о львах и пауках, и мне хотелось открыть дверь и выбежать на солнце!
– Не бойся, – сказал он.
Он рассмеялся и взял меня прямо на листьях. Он был очень сильный, и от его мускусного запаха у меня закружилась голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44