– Монета мгновенно исчезла, зато Орлов получил возможность протянуть цыганке ладонь.
И ощутил божественное прикосновение нежных женских ручек.
В голове слегка зашумело. Уж непонятно – от этого прикосновения или небольшого количества вина, выпитого перед прогулкой. Но выпито было самую малость, так, по бутылке на брата…
Цыганка всмотрелась в линии, и вдруг что-то дрогнуло в ее лице. Она внимательно посмотрела на Орлова, словно надеялась найти на его лице подтверждение или опровержение тому, что говорила его рука.
И такое непонимание было написано в черноте глаз и в каждой черточке свежего девичьего лица, что юный корнет поневоле покосился на свою ладонь.
Ладонь как ладонь. Ничего в ней не было такого, что могло бы приковать внимание. Никакого тайного или явного знака.
«Не иначе, убьют», – промелькнула в голове шалая мысль.
Смерти Орлов не боялся. Он просто не верил в свою гибель. Да и к лицу ли офицеру бояться какой-то старухи?
Зато захотелось обхватить стройный девичий стан, впиться губами в пухленькие манящие девичьи губы. Ощутить то, что, возможно, уже не удастся отведать.
– Жить ты будешь, барин, долго, – севшим голосом произнесла цыганка. – Так долго, что линия жизни не кончается.
– Как у Жида? – глуповато уточнил Орлов.
Это была единственная история, которую он смутно помнил. Без каких-либо подробностей, больше на уровне сочетания.
Гадалка не поняла смысла.
– Долго жить будешь, барин, – повторила она. – Какая-то находка в один миг подарит тебе другую судьбу. И будет после этого в твоей жизни всякое, и плохое, и хорошее, но хорошего все-таки намного больше.
– А ты в той судьбе будешь, красавица? – Орлов уже пришел в себя.
Ах, какие губки! Так и хочется утолить жажду! А стан!
Он попытался обнять цыганку, но та ловко увернулась и ответила с легким смешком:
– А об этом твои линии ничего не говорят.
– Так, может, твои?
Орлов вновь попытался оказаться рядом, и снова гадалка ловко оказалась чуть в стороне.
И даже не подкрутишь ус. Светлую поросль над губой корнета можно было назвать усиками, но до знаменитой растительности гусаров ей было еще далеко. Да и само лицо было юным – даже покраснело слегка при виде хорошенькой девушки.
С другой стороны к ней шагнул Шуханов с целковым в руке. Глаза поручика были маслянистыми, как у мартовского кота. И непонятно, что хотелось ему больше – узнать про будущее или насладиться настоящим?
Впрочем, будущее темно, а настоящее – вот оно, протяни лишь руку да сумей обнять…
Девушка была явно другого мнения. Серебро ее интересовало гораздо больше гусарских объятий. Рубль, как и первый, протянутый Орловым, вновь незаметно исчез, словно его никогда не было в природе.
– Зачем балуешь, барин? У тебя любовь пылкая есть, – взглянув на руку, объявила гадалка.
Но по ее юному лицу скользнула тень. Скользнула – и исчезла, словно и не было ее никогда. Лишь Кондзеровский заметил это и сделал вывод, что судьба поручика не настолько благоприятна, как у Орлова. В противном случае разговор не касался бы одной любви.
Шуханов не обратил на мимолетную заминку никакого внимания. Он лишь расплылся в самодовольной улыбке. О своем романе с некой молодой помещицей поручик успел рассказать всем в полку. Но это отнюдь не означало, что молодой гусар был готов отказаться от приключения с другой хорошенькой женщиной.
– Ты мне тоже пон'авилась! – с аристократической томностью, привычно грассируя, объявил Шуханов, подобно Орлову (и с тем же успехом) пытаясь воспользоваться моментом.
Гадалка легко переместилась за спину Орлова, и последнему поневоле пришлось прикрыть девушку своим телом.
Поручик не огорчился. День был прекрасен, жизнь – тоже, так стоит ли расстраиваться по пустякам? Напротив, Шуханов только порадовался за товарища. Тут главное, чтобы хоть кому-то повезло.
– Как тебя зовут, красавица? – воспользовался моментом Орлов.
О гадании было забыто. Да и разве это главное? Молодые гусары не слишком верили в предсказания. В их возрасте будущее казалось прекрасным и безоблачным, а любая встреча с женщиной являлась вершиной счастья.
– Зачем тебе, барин? – Гадалка успела отдалиться от алчущих рук корнета.
Что непозволительно с барышней, то допустимо с простой девушкой. Будь то поселянка, мещанка или цыганка.
– Хочу знать, кого благодарить за предсказание и кому пожаловаться на неточность, – улыбнулся Орлов.
Улыбка у корнета была обаятельной. Чистая, лучезарная, искрящаяся добротой, она делала его не слишком красивое округлое лицо заметно привлекательнее. В такие минуты дамы и барышни смотрели на Орлова не отрываясь, а в их ответных взорах появлялся легкий намек на возможное продолжение обмена не только улыбками и взглядами.
Цыганка явно собиралась сказать что-то колкое, но, увидев улыбку, не выдержала:
– Радой зовут.
– Наверное, потому, что ты приносишь радость, – вновь улыбнулся Орлов.
Рук он больше не распускал. Напротив, просто стоял и с восхищением взирал на симпатичное личико. Легкий хмель от вина прошел, и теперь голову кружил вид юной прелестницы.
– Спасибо на добром слове, барин! – Лицо девушки украсила такая улыбка, что сердце корнета дрогнуло.
Орлов надеялся на продолжение беседы, но Рада вдруг легко порхнула в сторону, проскользнула между чинно вышагивающим немецким семейством, обогнула группку идущих солдат и скрылась за ближайшим изгибом улочки.
Гусар попытался было рвануть вслед, но семейство с кучей детей очутилось прямо на его пути, и пройти сквозь него оказалось задачей гораздо более трудной, чем прорвать вражеское каре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17