83; 125; 220; 240]. При этом те, кто отстаивает необхо-
димость для соучастия с распределением ролей двухсторон-
ней связи, ссылаются либо на отсутствие в судебной прак-
тике подобных примеров, либо на текст закона, в котором
сказано, что соучастием признается <умышленное совмест-
ное участие двух или более лиц в совершении преступления>.
М. А, Шнейдер, занимавшийся вопросами соучастия, на-
пример, писал, что <проблема <тайного> соучастия целиком
искусственна> [244, 18], причем как на главный аргумент
ссылался на то, что в судебной практике таких дел нет. Этот
аргумент едва ли состоятелен, поскольку, во-первых, такие
дела встречаются [33, 32-33} и, во-вторых - отсутствие
или недостаточное количество дел объясняется прежде все-
го тем, что правоприменительным органам не удалось со-
брать достаточных улик преступной деятельности подстре-
кателей и пособников, которые, стремясь уйти от ответ-
ственности, маскировали свою преступную деятельность.
Однако отсутствие или недостаточное количество приме-
ров не могут нарушить реальной взаимосвязанности дейст-
вий исполнителя (который, например, не осознавал, что его
склоняют к совершению преступления) и подстрекателя
(который сознательно предпринял усилия для того, чтобы
склонить данное лицо к совершению преступления). Вед
объективно между действиями такого подстрекателя и дей-
ствиями исполнителя существует причинная обусловлен-
ность и поскольку действия подстрекателя совершены
умышленно, в целях склонения лица, на которое он воз-
действует, к совершению преступления, то оставить его без-
наказанным нельзя.
К сожалению сторонники двухсторонней связи между
соучастниками это обстоятельство не всегда учитывают.
Так, П. Ф. Тельнов, утверждая, например, что <попытки
рассматривать в качестве соучастия неосознанное исполни-
телем объективное содействие осуществлению его намере-
ний порождает серьезные судебные ошибки> [212, 51], пр
водит следующий пример из судебной практики: 3. рассказ
своему знакомому С. о плохо спрятанном в сарае дру
гого лица краденом государственном имуществе. Несколь-
кими днями позже С. похитил это имущество. 3. осудили
аа соучастие в хищении, хотя не было доказано, что имен-
но его рассказ породил решимость присвоить краденое. Как
показал С., намерение совершить преступление у него сло-
жилось вне связи с рассказом 3., а под влиянием разговоров
с другими исполнителями кражи. При таких обстоятельствах
Судебная коллегия по уголовным делам правомерно пре-
кратила обвинение 3. в подстрекательстве к хищению.

Приводя этот пример, П. Ф. Тельнов хотел, видимо, про-
иллюстрировать несостоятельность конструкции однострон-
ней связи при соучастии. Однако, по существу, этот пример
скорее является подтверждением таковой. Ведь при одно-
сторонней связи исполнитель и не должен сознавать, отку-
да у него появилось стремление к преступлению. С. от 3.
узнал о плохо спрятанном имуществе, сам рассказал об
этом своим знакомым и в ходе разговора с ними решил,
опять же сообща с ними, это имущество украсть. Первона-
чальный толчок к разматыванию этого клубка причинности,
несомненно, дал 3. И для сторонников возможности одно-
сторонней связи при соучастии вопрос заключается в том,
чтобы выяснить, почему, насколько осознанно это сделал 3.
И если будет установлено, что 3. это сделал осознанно, зная
нечестность С., и стремился его толкнуть на это преступле-
ние, то едва ли можно будет найти какие-либо основания
для освобождения его от ответственности. И, наоборот, если
не будет установлено, что 3. сознательно стремился к этой
цели, то никакой речи о его ответственности не может быть
и в том случае, когда было бы установлено, что умысел на
совершение хищения возник у С. под влиянием рассказа 3.
Поэтому позиция сторонников односторонней связи при со-
участии представляется не только более принципиальной, но
и более отвечающей целям и задачам советской уголовной
политики, а упрек в том, что она приводит к судебным
ошибкам, по меньшей мере, неоснователен.
В судебной практике постоянно проводится мысль о том,
что <действия или бездействия, хотя и способствовавшие
объективно преступлению, но совершенные без умысла, не
могут рассматриваться как соучастие> [41; 37; 39; 40; 42].
Поэтому об односторонней связи при соучастии речь мо-
жет идти только тогда, когда подстрекатель знает, что он
склоняет исполнителя к совершению преступления, а по-
собник знает, что он помогает исполнителю осуществить его
преступный замысел. Именно эта осведомленность подстре-
кателя и пособника о преступной деятельности исполните-
ля и своей роли в ней свидетельствует о совместности их
действий, а значит, позволяет говорить о соучастии. Наобо-
рот, отсутствие такой осведомленности у подстрекателя или
пособника исключает соучастие.
Не образует соучастия и знание исполнителем о дея-
тельности лиц, под влиянием которых у него зародился
умысел на совершение преступления (об этом шла речь в
примере, приведенном П. Ф. Тельновым), или тех, кто объек-
тивно оказал ему помощь в достижении той преступной це-
ли, к которой он стремился, если сами эти лица о преступ-
л/
ной деятельности исполнителя ничего не знали. Предста-
вим себе, что И., будучи осведомленным, что Т. с целью
совершения хищения произвел под склад подкоп, воспользо-
вался этим подкопом и совершил хищение. В этом случае
действия Т. объективно являются вспомогательными к дей-
ствиям И. Иными словами, И. внешне выглядит как испол-
нитель, а Т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85