Владимир Иванович Вернадский.
Из истории идей

Изд: "Наука"

Статья воспроизводится по кн.: Вернадский В. И. Очерки и речи, вып. 2, Пг. 1922.
Впервые она была опубликована в журнале "Русская мысль" (1912, No. 10) и
перепечатана затем в 1922 г. в сб. "Очерки и речи". Поводом для ее написания
дослужили книги Е. В. Спекторского "Проблема социальной физики в XVII столетии"
(т. 1. Варшава, 1910) и Н. Н. Алексеева "Науки общественные и естественные в
историческом взаимоотношении их методов" (т. 1., М., 1912). Подлинник статьи
среди рукописей Вернадского не обнаружен.
Печатается здесь с незначительными сокращениями. Опущены некоторые места
полемического характера, которые, нарушая в известной степени последовательность
изложения, затрудняют восприятие основного текста.
Электронная версия подготовлена по изданию в книге: В.И. Вернадский, Труды по
всеобщей истории науки, 2-е изд., Москва, "Наука", 1988.

1
Наше время - век прошлый и век нынешний - может и должно быть охарактеризовано,
как эпоха расцвета наук о природе и математики. Мы видим на каждом шагу
проникновение их в окружающую жизнь; они влияют самым могущественным образом на
ход религиозного сознания в человечестве, изменяют философские построения,
глубоко проникают в искусство, обусловливают всю технику и с ее помощью
совершенно изменяют бытовой уклад и государственную жизнь нашего времени.
Мы встречаемся здесь с новым фактором всемирной истории, новым явлением,
которого напрасно стали бы искать в прошлом.
Когда этот фактор появился? Когда вылились в современные формы точное знание и
математика, когда они достигли такого значения, что с ними пришлось считаться в
жизни и в государственных начинаниях?
Мы напрасно стали бы искать ответа на этот вопрос в обычных и распространенных
представлениях о ходе истории человечества. Мы говорим об эпохе Возрождения наук
и искусств, но наук, далеких от точного естествознания и математики. Эпоха
Возрождения не есть эпоха создания современного естествознания и математики. Мы
говорим об "эпохе открытий", но эта эпоха несколькими поколениями отделена от
расцвета точного знания. И Возрождение, и эпоха открытий явились эпохами
подготовительными, создали почву, на которой выросло идейное течение, по своему
значению более мощное и более глубокое, чем эти два великих перелома в истории
человеческой культуры.
Мы говорим об эпохе церковной реформы - реформации. Однако реформация не только
не связана генетически с расцветом точного знания и математики, но во многом она
явилась средой, им враждебной, в лучшем случае безразличной их росту и значению.
Позже, для XVII в. мы говорим о создании новой философии, для XVIII в. - об
эпохе просвещения и об их влиянии на весь уклад человеческой жизни. Здесь мы
встречаемся уже с новой наукой и с новой математикой как готовыми созданиями,
видим их влияние на человеческую жизнь, однако, оцениваем в ней не их, но их
отражения в философских идеях и построениях.
В общем ходе истории человеческой культуры, в обычных о ней представлениях нет
места истории того перелома, который совершился в человечестве вхождением
точного знания в его жизнь и привел впервые в многотысячелетнем его
существовании к новым, неслыханным раньше формам и укладам быта и общественного
строя.
Перелом этот совершился в XVII столетии. В это столетие впервые наука о природе
и математика вдвинулись в жизнь, получили значение как изменяющие условия
человеческого существования исторические силы.
Никогда раньше этого не было, и напрасно стали бы мы искать аналогий эпохи
XVII-XX столетий в прошлом человечества. Недаром это и сознается сейчас, когда
на наших глазах все ярче и сильнее выступает мировая история, охватившая, как
единое целое, весь земной шар, совершенно покончившая с уединенными, мало
зависимыми друг от друга культурными историческими областями прошлого.
Несомненно, корни научного знания теряются в бесконечной дали веков былого. Мы
сталкиваемся с ними в первых проблесках религиозного сознания, коллективного
художественного творчества или в начатках техники, а их следы мы находим в самых
древних остатках человечества, в самых первобытных и диких укладах человеческого
общежития.
Но эти первые проблески религиозного вдохновения, технических навыков или
народной мудрости не составляют науки, как первые проявления счета или измерения
не составляют еще математики. Они дали лишь почву, на которой могли развиться
эти создания человеческой личности. И для этого мысль человека должна была
выбиться из рамок, созданных вековой, бессознательной коллективной работой
поколений, - работой безличной, приноровленной к среднему уровню и пониманию.
Зарождение научной мысли было формой протеста против обычной народной мудрости
или учений религии. По-видимому, это совершилось за шесть столетий до н. э. в
культурных городских общинах Малой Азии.
Но эти первые шаги научного творчества были слабы и ничтожны. Едва ли они могли
быть заметны в окружающей жизни, шедшей своим бессознательным укладом, не
дававшим места новому созданию человеческой личности. Реальной исторической
силой, меняющей жизнь данного времени, они не были.
Прошло много столетий, прежде чем эти первые зачатки научного мышления могли в
свою очередь явиться силой в жизни человечества, более мощной или равной другим,
творящим его историю, факторам. Еще в XVI столетии мог быть спор, нужны или нет
в жизни те естественнонаучные и математические знания, которые в это время были
в распоряжении человечества;
1 2 3 4 5 6 7 8