Гарм ВИДАР
КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА - 1
(Подозрительная на экстремум)
(Сказочная повесть, ориентированная на юных инженеров
и младших научных сотрудников среднего возраста)

"Если вам когда-либо случалось читать мудрые
сочинения патера Бузенбаума, иезуитского богослова
и философа, то вы знаете - да как этого не знать?
- что черти днем почивают, встают же около заката
солнца, когда в Риме отпоют вечерню."
Большой выход Сатаны. О. Сенковский
"Был восьмой час вечера, когда доктор
приложил ухо к моему сердцу, поднес мне к губам
маленькое зеркало и, обратясь к моей жене, сказал
торжественно и тихо: - Все кончено. По этим словам
я догадался, что я умер."
Между жизнью и смертью. А. Апухтин

1. ЗДЕСЬ ЖИЛ И РАБОТАЛ...
Сидоров не любил экскурсии, экстракции, эксцессы, экспедиции,
экстравагантности, экстраординарности и экстрасенсов. Сидоров любил покой,
по возможности полный (но не вечный: это было бы уже чересчур). Любил
Сидоров вкусно поесть и сладко поспать. В промежутках между этими любимыми
занятиями Сидоров, как и все нормальные люди, ходил на службу, где
достаточно исправно служил, но без эксцессов и особой экстравагантности.
Со стороны могло показаться, что жизнь Сидорова была унылой, скучной
и серой. Но серый цвет был любимым цветом Сидорова (особенно обожал
Сидоров серые галстуки). Поэтому себя Сидоров считал человеком счастливым.
Что, в общем-то, соответствовало истине, в виду непритязательности
описываемого объекта, а именно, непосредственно самого Сидорова.
Но речь, собственно, пойдет не о Сидорове, точнее не только (а может
не столько) о Сидорове, сколько о тех феерически-фантасмагорических
событиях, безумным водоворотом захлестнувших бедного Сидорова - скромного
любителя покоя и серых галстуков.
Ничего в тот день не предвещало кардинального перелома в судьбе
скромного антагониста экстрасенсов, экстрактеров и прочего
экстраразнообразия.
В тот день Сидоров, как всегда, опоздал на работу. Как всегда был
пойман с поличным начальством прямо в коридоре и, тут же в коридоре, был
публично предан анафеме (Вы взрослый человек, Сидоров! Сколько это может
продолжаться! Я надеюсь, что это было в последний раз!). Лично он -
Сидоров, тоже надеется, что это в последний раз, и так каждый раз.
Как всегда, довольные соратники Сидорова, прервали утренний five
o'clock (ten, если уж быть совсем точным) и беззаботной гурьбой высыпали в
коридор, чтобы в который раз пронаблюдать ежедневную экзекуцию - моральное
избиение младенца (вы же не ребенок...) Сидорова.
Демонстрируя высшую форму социальной защиты, шеф повернулся к
Сидорову спиной, давая понять, что аудиенция закончена. Сидоров
встряхнулся, как пес после вынужденного купания, и собрался нырнуть в
помещение, где по истечению положенного срока, возможно, будет вывешена
мемориальная доска (...ЗДЕСЬ ЖИЛ И РАБОТАЛ СИДОРОВ...), но был пойман за
пуговицу пробегавшим мимо профсоюзным боссом.
- Сидоров! Ты... - начал тяжело отдувающийся босс.
- Петрович, займи десятку до зарплаты. - Сидоров, как и Штирлиц,
знал, что главное - озадачить противника.
- Погоди, Сидоров. Надо...
- Ну тогда - пятерку!
- Сидоров!
- Трешку!
- Сидоров, какой же ты меркантильный, - сдался наконец профбосс и
совершил тактическую ошибку, позволив втянуть себя в зыбкую и засасывающую
пучину философского спора.
- Я не меркантильный, а философски прагматичный.
- Киник ты!
- Это что: специалист по кино? Вроде кинолога, что ли?
Профбосс задумчиво посмотрел на Сидорова, тяжко вздохнул и отбыл,
однако уклонившись как от ответа, так и от дачи трешки.
Сидоров, все еще пребывая в мучительных интеллектуальных исканиях по
поводу не добытой трешки, добрался до своего рабочего стола (здесь жил и
работал...) и, машинально перебирая бумаги, сваленные в рабочем
беспорядке, наткнулся на лист плотного черного блестящего картона, на
котором искрилось и (ей богу!) подмигивало слово, выведенное серебряной
краской:
"СЕГОДНЯ"
- Сидоров, есть пайки с растворимым кофе. Ты не мог...
- "Для того чтоб смеяться, ставят хлеб на столы, и увеселяет жизнь
вино; а деньги все разрешают". Екклезиаст, глава 10, стих 19. НО! "Что
было то и будет, что творилось, то творится. И нет ничего нового под
солнцем". Там же, стих другой.
- Ты что, Сидоров, болен?
Заботу о своем драгоценном здоровье Сидоров оставил без ответа (в
лучшие времена он бы непременно спросил: "А ты что, врач?"). Заботящийся,
зачем-то постучав себя указательным пальцем по лбу, вынужден был
ретироваться.
Сидоров же остался, весь погруженный в себя. Механически порылся в
карманах, и на стол веером легли четыре куска черного картона.

2. НАСТОЯЩИМ ИЗВЕЩАЕМ...
Собственно мы покривили душой (что в наше время скорей правило, чем
исключение) анонсировав начало злоключений экстрафоба Сидорова данным
днем. На самом деле (если конечно не брать в расчет момента появления,
тогда еще младенца Сидорова, на свет) все началось четыре дня назад,
когда, как всегда опаздывая на работу, Сидоров на бегу, вскрыв почтовый
ящик, вдруг с изумлением обнаружил экстравагантное (недаром Сидоров так не
любил этого термина и все что с ним ассоциировалось) послание на черном
картоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19