Но в
крайнем тяжелом и запущенном случае процедуру можно повторить. Прошу! -
Макс указывает на странную пару кресел повернутых спинками друг к другу.
Каролайн и Виктор садятся.
- А?.. - успевает сказать Виктор, но яркая вспышка сбивает его с
мысли.
- Операция окончена, - громко объявляет Макс, с холодной
профессиональной заинтересованностью изучая клиентов.
- Спасибо, - говорит Виктор и встает из кресла. Рядом стоит
незнакомая молодая женщина.
"Жаль, что не в моем вкусе, а то можно было и..."
"Симпатичный, но какой-то... слащавый. Наверняка бабник. Где-то я его
уже видела?.. Нет, показалось", - Каролайн улыбается толстому Максу. - Я
могу идти, доктор?
- Да, конечно. Вы свободны. Теперь вы окончательно свободны.
Макс провожает клиентов к выходу и некоторое время смотрит, как два
человека идут по улице, затем на перекрестке один поворачивает налево, а
второй - направо.
Макс возвращается к столу и делает пометки в историях болезни: на
одной, в большой КРАСНЫЙ квадрат он вписывает цифру ТРИ, а на второй...
- Ставки сделаны, господа! - голос Харди торжественен, как у
профессионального распорядителя похорон.
"Сейчас выпадет тройка", - думает Дитрих, стараясь не замечать косого
взгляда Эриха.
- Ставки сделаны, - повторяет Харди и бросает шарик.
ШАРИК: "Что есть жизнь? Какой глобальный вопрос. Жаль, что подумать
над ним абсолютно нет времени. Вперед! Жизнь это движение!!! Раздумья -
остановка. Остановка это... Раз! Два! ТРИ!"
- ТРИ! - возвещает Харди.
"Я так и знал", - испуганно думает Дитрих.
"Три - НЕЧЕТНОЕ!" - Эрих зло улыбается и в упор смотрит на Лиз.

ТРИ, НЕЧЕТНОЕ
"Раз, два, три! Раз, два, три! Раз, два, три! Три точки, три тире,
три точки. Раз - два - три! Раз - два - три - ритм вальса. Господи, это
безумие, о чем я думаю?! Зачем я думаю? "Говорят вы, модный писатель?" Кто
говорит? Просто у меня больная душа, я - душевнобольной. Попытки
выплеснуть больную душу на лист бумаги, это и есть то, чем я собственно
занимаюсь. А что есть я? Как соотнести мир во мне и мир вокруг меня? И
откуда такая самоуверенность? Почему я не думаю, что это скорей все-таки я
вокруг мира, а верней в нем. Или внутри того, что внутри меня.
Самозамкнутая рекурсия вложенных миров. Кому может быть интересна
самозамкнутая рекурсия? Разве что отдельным эстетизирующим индивидам, но
перед этим обязательно необходимо пришпилить образец булавкой к стенду,
как экзотическую мерзкую букашку в музее, и чтобы обязательно была
табличка: мол, ареал распространения такой-то, ценности с точки зрения
экономики не представляет. А также обязательно указать возможность
разведения в неволе, чрезвычайно, кстати, животрепещущий вопрос:
размножается ли в неволе? И какое дает потомство? Или вот еще..." - Дитрих
тяжело разбегается и, расправив огромные черные крылья, взмывает в
отстраненно холодное ночное небо. Левое крыло, как всегда подворачивается,
и Дитрих падает грудью на грязный заплеванный асфальт. Не так больно, как
обидно...
- Ну что, падший ангел? Небось опять нализался? - сочувственно
спрашивает голос за спиной. - Крылышки-то совсем не держат...
- Вы бог? - спрашивает Дитрих, явственно чувствуя под щекой остывший
к ночи асфальт.
- Какой к дьяволу бог, - раздраженно "фыркает" голос. - Скорей -
ассенизатор.
- Я, кажется, тоже, - слабо улыбается Дитрих и безуспешно пробует
подняться.
- Это ты? - теперь голос не бесплотен, теперь Дитрих видит кому он
принадлежит. - Эрих?!
- Вот уж кого я хотел видеть меньше всего, - цедит Эрих сквозь зубы.
- Но раз уж мы встретились...
Эрих коротко, без размаха, но вкладывая в удар всю ненависть, бьет
Дитриха по лицу.
Неуклюже подпрыгнув, Дитрих начинает падать, но в последний момент,
чиркнув крыльями по асфальту, он взмывает в черное ничто, манящее своей
вечной недосказанностью. Теперь крылья "держат" хорошо.
"Неужели, для того чтобы взлететь, я обязательно должен был получить
по морде?" - думает Дитрих, медленно поднимаясь над ночным городом,
замершим во тьме, словно свернувшаяся в клубок, пригревшаяся змея.
Эрих смотрит вслед медленно отдаляющемуся Дитриху. Эрих знает, что
смог бы легко его настичь, но огромные сильные крылья остаются сложенными
за спиной, как горб - тяжелыми и бесполезными.
"Может я бог?" - с сомнением думает Эрих. - "Тогда какое я имею
право... Ну, крылья, ну и что? И крылья и горб - это только внешние
атрибуты, а суть гораздо сложней, неожиданно банальней и бесконечно
противоречивей. Суть - это и есть само противоречие, абсолютно
нестабильное, но, тем ни менее невероятно существующее, как ангел -
наделенный семью смертными грехами. Грехов - СЕМЬ, а ангел так одинок...
- Ставки сделаны, - невозмутимо извещает Харди и не на кого не глядя
негромко добавляет:
- Ну, а теперь - шарик...
ШАРИК: "О-ла-ла!!! Поехали... Красное-черное, чет - нечет, циферки,
циферки, циферки... Все равно, как ни гадай, а не угадаешь! Зато сколько
возможностей, сколько дорог! А путь все равно - один. Парадокс!!! Путь -
один, а отмерить надо сколько раз? Правильно. СЕМЬ. Ну, а семью семь,
сколько будет? Вот и не верно! Вот и не верно! Это в математике, а в жизни
- СЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ."
- СЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ, - говорит Харди. - Поздравляю, Лиз!
"СЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ - тоже НЕЧЕТНОЕ", - думает Эрих и пристально смотрит
на Харди. - "И этот туда же!" - Эрих вдруг чувствует, что ему уже на все
наплевать.
1 2 3 4 5