- Ветер северный! Крепчает, гекзаметр
за гекзаметром... Будем жечь костры!
- А может не стоит? - жалобно спросил Аполлинарий Грызюк, внутренне
ни на что уже не надеясь, но на всякий случай доставая из дипломата пакет
кефира. - Может тяпнем по маленькой, и все обойдется?
- Тяпнем, как не тяпнуть, - примирительно проворчал Мефодий доставая
из кармана спички. - Мы на радость всем буржуям мировой пожар раздуем!!!
- Эй, цихлозомы плавучие! Сырники имеете? Куплю по курсу: за три
сырника - пять рулонов туалетной бумаги, - внезапно вынырнул из тьмы
вежливый мальчик в голубом, с типично крапленым взглядом.
Мефодий Угуев лишь улыбнулся загадочно, но многообещающе, с явным
намеком, словно певец обнаженного соцреализма, вкладывающий в уста
лелеемого бессмертного образа свинарки-подвижницы текст тезисов научной
конференции энтузиастов тотального превентивного осеменения, и лукаво
произнес:
- А гобоем по пюпитру, эт-т-таким стокат-т-то?! И затем арпеджио в
рояль?
Голубого словно ветром сдуло.
- Какой вы однако не коммуникабельный, - судорожно вздохнул
Аполлинарий Грызюк, провожая затуманившимся взором растаявшего во мраке и
на всякий случай пряча кефир обратно в дипломат. - А может у мальчика было
тяжелое детство? И когда его сверстники пугали раскрепощенным интеллектом
в темных подъездах поздних прохожих и пили дешевый портвейн в подворотнях
- он тем временем болел свинкой и был оторван от воспитательной роли
коллектива... А вы теперь его хотите по пюпитру, да еще и гобоем...
- Ты лучше о себе подумай! Вон уже совсем стемнело, скоро морозы
ударят... Марш за хворостом! А я пока ямку выкопаю - будем в золе картошку
печь, - примирительно проворчал Мефодий поигрывая спичечным коробком.
- Насчет хвороста я не специалист, но тут недалеко забор есть, -
застенчиво прошептал Аполлинарий, - я пару досок от него оторву... которые
посуше.
- Дуй, пока не похолодало! - Мефодий присел на корточки и, держа в
одной руке спички, свободной стал копать ямку посреди маленькой
неухоженной клумбы, на которой росли одни только крупные сизые баклажаны,
напоминающие Мефодию почему-то гипертрофированные фаллические символы.
Закончив копать Мефодий подивился на творение рук своих и в который
раз поразился: сколь плодородна почва в этих краях...
А МЕЖДУ ТЕМ!!! В пампасах вообще ни черта не росло! Кроме травы,
естественно.
На местной же почве одних минеральных удобрений был слой сантиметров
пятнадцать!
Мефодий лег навзничь рядом с ямкой и стал смотреть на звезды, а они
заинтересованно взирали на Мефодия, и была между ними некая общность:
Мефодию в принципе было плевать на звезды, как впрочем и им на Мефодия -
это сближало и делало Мефодия сопричастным с глобальными галактическими
процессами.
- Вот! - радостно пыхтя просопел воротившийся с боевого задания
Аполлинарий Грызюк. - Я тут еще плакатик прихватил, они горят не особенно
ярко, но зато синим пламенем и дают в остатке много золы.
На плакате во весь рост был изображен давешний голубой парнишка,
который в субтитрах радостно сообщал:
Кто хранит невинность в банке -
Застрахован от сюрпризов.
Кто хранит невинность в танке -
Сам для многих стал сюрпризом!
А с обратной стороны на плакате крупными красными буквами было
написано: "НЕ БЛУДИ!" и изображен был здоровенный в сексуальном плане
мужик - весь, словно в смирительную рубаху, запакованный в специфическое
резиновое изделие, но имевший при этом некоторое сходство одновременно с
Мефодием Угуевым и теми баклажанами с грядки на которой он сам в данную
минуту возлежал.
- Сгодиться? - с робкой надеждой спросил Аполлинарий Грызюк.
- На три четверти, си бемоль! - вздохнул Мефодий и чиркнул спичкой...
Тут же на огонек прилетала ночная бабочка.
- Эй стратосферные, ацидофилен есть? За стакан ацидофилена могу не
сходя с места отдать самое дорогое, что у меня есть...
- А? - сказал Аполлинарий Грызюк.
- ...билет в оперный театр - на дневной сеанс!
- На какой? - вежливо поинтересовался Аполлинарий непроизвольно
сглатывая слюну.
- Чио-чио-сан!
- Чего, чего сам? - осторожно переспросил Аполлинарий Грызюк вновь
используя дипломат, как прикрытие пряча за этой эфемерной преградой хилое
тело, но подчеркивая при этом свой взлелеянный в рамках
научно-технического прогресса узкоспециализированный интеллект широкого
профиля.
Но на него никто уже не обращал внимания. Мефодий Угуев достал из
широченных штанин фирмы имени Левы Страуса килограмма полтора крупного,
почти без глазков картофеля и, зарыв в костер поглубже, вновь стал
смотреть на звезды. Баттерфляй задумчиво оглядывалась на свое прошлое, где
детство и непорочная юность светились подобно звездам на которые взирал
Мефодий, и были столь же далеки и недостижимы.
Аполлинарий тоже глянул: сначала себе в душу, потом на небо - увидел
вынырнувший из-за сизых туч бешеный желтый глаз луны и тихо с чувством
завыл.
Порыв ветра взметнул искры угасающего костра, высветив пустынную
улицу, где по грязной мостовой грустно кружили бледными призраками
использованные одноразовые стаканчики, таинственно шелестя измятыми
боками...
Баттерфляй, зябко кутаясь в заботливо наброшенное на ее
многострадальные плечи благородным Мефодием небольшое клетчатое одеяло (а
быть может огромный шерстяной носовой платок) отвернулась от прошлого,
оказавшись, естественно, к нему гибкой изящной спиной, а к будущему,
следовательно, не менее адекватным лицом, которое тут же стало печальным и
невольно тоже обратилось к небесам.
1 2 3 4