-- В-третьих --
чувствительностью (Sensibilitдt); таковы созерцание, мышление,
ощущение, поэзия, музыка, учение, чтение, изобретение,
философия и т. п. -- Относительно ценности, степени и
продолжительности каждой такой группы наслаждений можно сказать
много, но я это предоставляю читателю.
Вероятно, всякий подметил, что наслаждение,
обусловливающееся тратой наших сил, а с ними и наше счастье,
заключающееся в частом повторении наслаждений -- будет тем
полнее, чем благороднее обусловливающая их сила. Никто не
станет отрицать преимущества, принадлежащего в этом отношении
чувствительности -- решительным преобладанием коей человек
отличается от других животных, -- над двумя другими
физиологическими силами, присущими в равной или даже большей
степени животным. К чувствительности относятся и наши
познавательные силы: поэтому ее преобладание делает нас
способными к наслаждениям духовным -- т. е. состоящим в
познавании; наслаждения эти тем выше, чем больше перевес
чувствительности (5).
Нормальный, средний человек живо заинтересуется каким-либо
предметом лишь при условии, если последний возбуждает его волю;
только этим предмет приобретает в его глазах личный интерес. Но
всякое длительное возбуждение воли является процессом сложным;
в известной доле в него входит и страдание. Средством
умышленного возбуждения ее при посредстве мелких интересов,
могущих причинить не длительную и серьезную боль, а лишь
минутную, легкую, которую правильнее бы назвать "щекотанием
воли" -- является карточная игра, -- обычное занятие
"порядочного общества" во всех странах (6).
Человек с избытком духовных сил способен живо
заинтересоваться чем-либо через посредство хотя бы одного
разума, без всякого вмешательства воли; ему это даже
необходимо. Такой интерес переносит его в область, совершенно
чуждую страданий, в атмосферу "веселой, легкой жизни богов". --
Жизнь остальных протекает в отупении; их мечты и стремления
всецело направлены на пошлый интерес личного благосостояния --
т. е. на борьбу с разными невзгодами; поэтому их одолевает
невыносимая скука, как только эта цель отпадает и они
оказываются предоставленными самим себе; лишь бешенное пламя
страсти способно внести известное движение в эту застывающую
массу.
Наоборот, человек с избытком духовных сил живет богатой
мыслями жизнью, сплошь оживленной и полной значения. Достойные
внимания явления интересуют его, если он имеет время им
отдаться; в себе же самом он имеет источник высших наслаждений.
Импульс извне дают ему явления природы и зрелище человеческой
жизни, а также разнообразнейшие творения выдающихся людей всех
эпох и стран. Собственно, только он и может наслаждаться ими,
так как лишь для него понятны эти творения и их ценность.
Именно для него живут великие люди, к нему лишь они обращаются,
тогда как остальные, в качестве случайных слушателей способны
усвоить разве какие-нибудь клочки их мыслей. Правда, этим у
интеллигентного человека создается лишняя потребность,
потребность учиться, видеть, образовываться, размышлять, -- а с
тем вместе и потребность в досуге. Но, как правильно сказал
Вольтер, -- "нет истинных удовольствий без истинных
потребностей, а потому, благодаря им, интеллигентному человеку
доступны такие наслаждения, которых не существует для других.
Для большинства красота в природе и в искусстве, как бы оно ни
окружало себя ею, являются тем же, чем гетера -- для старика.
Богато одаренный человек живет поэтому, наряду со своей личной
жизнью, еще второю, а именно духовною, постепенно
превращающуюся в настоящую его цель, причем личная жизнь
становится средством к этой цели тогда как остальные люди
именно это пошлое, пустое, скучное существование считают целью.
Он преимущественно будет заботиться о чисто духовной жизни,
которая, благодаря постоянному развитию мышления и познания,
получит связность и все резче обрисовывающуюся целость и
законченность завершающегося произведения искусства. От нее
печально отличается жизнь чисто практическая, направленная лишь
на личное благосостояние, способная развиваться лишь вширь, но
не вглубь, и служащая целью, тогда как должна бы быть лишь
средством.
Наша практическая, реальная жизнь раз ее не волнуют
страсти, -- скучна и плоска; в противном же случае она
становится горестной; поэтому счастливы только те, кто наделен
некоторым излишком ума сверх той меры, какая необходима для
служения своей воле. Такие люди рядом с действительной жизнью
живут еще и духовной, постоянно их интересующей и занимающей, и
притом чуждой страдания. Простого безделья, т. е. ума,
незанятого служением воле, -- для этого мало; требуется
положительный избыток сил, который только и способен толкнуть
нас на чисто умственную работу, вне служения воле: "отдых без
занятий -- это смерть, погребение живого человека" (Seneca, ер.
82). Сообразно с тем, велик или мал этот избыток ума,
существуют бесчисленные градации духовной жизни, начиная с
собирания и описания насекомых, птиц, минералов, монет и вплоть
до создания высших произведений поэзии и философии.
Такая духовная жизнь ограждает нас не только от скуки, но
и от ее пагубных последствий. Она спасает от дурного общества и
от тех многих опасностей, несчастий, потерь, растрат, какие
постигают всякого, ищущего свое счастье во внешнем мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11