Борис Виан
Рак


Виан Борис
Рак

Борис Виан
Рак
I
Жак Тежарден лежал в постели и хворал. Во время последнего концерта, когда он играл на своей гнус фистуле и впридачу на сквозняке, его продуло, и он схватил бронхит. Времена были тяжелые, так что камерный оркестр, в котором он работал, соглашался выступать где угодно, даже в коридоре, и хотя это помогало музыкантам выстоять в трудную пору, им часто приходилось потом отлеживаться. Жак Тежарден чувствовал себя скверно. Голова его распухла, а мозг остался каким был, и образовавшуюся за счет этого пустоту заполнили инородные тела, вздорные мысли и залила боль, острая, как кинжал или перец. Когда Жак Тежарден начинал кашлять, инородные тела бились о выгнутые стенки черепной коробки, взметаясь по ним вверх, подобно волнам ванны, и снова падали друг на друга, хрустя, как саранча под ногами. То и дело вздувались и лопались пузыри, и белесые, липкие, как паучьи кишки, брызги разлетались под костяным сводом и тотчас смывались новой волной. После каждого приступа Жак Тежарден с тоской дожидался следующего, отсчитывая секунды по стоящим на ночном столике песочным часам с делениями. Его мучила мысль, что он не может, как обычно, упражняться на фистуле: из-за этого ослабнут губы, загрубеют пальцы и придется начинать все сначала. Гнус фистула требует от своих адептов невероятного упорства, ибо научиться играть на ней очень сложно, а забыть все, чему научился, очень легко. Он мысленно наигрывал мелодию из восемнадцатой части симфонии ля-бемоль, и трели пятьдесят шестого и пятьдесят седьмого тактов усилили его боль. Он почувствовал приближение нового приступа и поднес руку ко рту, чтобы хоть немного сдержать его. Кашель подступал все ближе, распирал бока и наконец вырвался наружу. Жак Тежарден побагровел, глаза его налились кровью, он вытер их уголком красного платка - он нарочно выбрал такой цвет, чтобы не видно было пятен.
II
Кто-то поднимался по лестнице. Укрепленные на металлических прутьях перила гудели, как набат, - несомненно, это квартирная хозяйка несла ему липовый чай. При длительном употреблении липовый чай вызывает воспаление предстательной железы, однако Жак Тежарден пил его редко, так что, возможно, ему удалось бы избегнуть операции. Хозяйке осталось подняться еще на один этаж. Это была пышная красавица тридцати пяти лет, ее муж провел долгие месяцы в немецком плену, а едва вернувшись, устроился на работу по установке колючей проволоки теперь настал его черед заточать других. С утра до ночи он возился с легавыми где-то в провинции и почти не давал о себе знать. Хозяйка, не стучась, открыла дверь и широко улыбнулась Жаку. Она принесла синий фаянсовый кувшин и чашку и поставила все это на ночной столик. Потом наклонилась, чтобы поправить подушки, и тут полы ее халата разошлись, и взгляду Жака открылся темный островок. Он заморгал и сказал, указывая пальцем на этот срам:
- Извините, но...
Договорить он не смог и закашлялся. Не понимая, в чем дело, хозяйка рассеянно поглаживала живот.
- Вот там... у вас... - выдавил он.
Тогда, чтобы он больше не кашлял, хозяйка запахнула халат. Молодой музыкант слабо улыбнулся.
- Обычно я ничего не имею против, - сказал он, извиняясь, - но сейчас у меня голова как котел: кипит, бурлит и гудит.
- Я налью вам липового чаю, - материнским тоном предложила она.
Она подала ему чашку, и он стал пить маленькими глотками, размешивая ложечкой сахар. Затем принял две таблетки аспирина и сказал:
- Спасибо... Теперь я постараюсь уснуть.
- Попозже я принесу вам еще чаю, - сказала хозяйка, складывая пустую чашку и фаянсовый кувшин втрое, чтобы удобнее было нести.
III
Он проснулся, словно какая-то сила толкнула его. Так и оказалось: он пропотел от аспирина, и так как, по закону Архимеда, он потерял вес, равный объему вытесненного пота, то его тело оторвалось от матраса, увлекая за собой одеяло, и всплыло на поверхность лужи пота, подняв легкие волны, которые плескались вокруг него. Жак вытащил затычку из матраса, и пот стек в сетку. Тело стало медленно опускаться и наконец снова оказалось на разгоряченной простыне - от нее с лошадиной силой валил пар. Постель была липкой от пота, и Жак скользил в ней, тщетно пытаясь приподняться и опереться на промокшую насквозь подушку. В голове снова что-то глухо задрожало, и мельничные жернова принялись перемалывать мелкие частички, разлетавшиеся по полости между мозгом и черепом. Он поднес руки к голове и осторожно ощупал ее. Пальцы скользнули от затылка к раздавшемуся темени, коснулись лба, пробежали по кромке глазных орбит и спустились к скулам, легко прогибавшимся под нажимом. Жаку Тежардену всегда хотелось знать точную форму своего черепа. Ведь среди черепов попадаются такие пропорциональные, с таким идеальным профилем и так изящно закругленные! В прошлом году, когда он болел, он заказал рентгеновский снимок, и все женщины, которым он его показывал, быстро становились его любовницами. Шишка на затылке и вздутие на темени сильно тревожили его. Может быть, виной всему гнус фистула? Он снова потрогал затылок, исследовал соединение черепа с шеей и нашел, что чашечка позвонка поворачивается без шума, но с трудом. Он глубоко вздохнул и беспомощно уронил руки, поерзал на постели, чтобы устроить себе уютное гнездышко в соленой корке пота, пока она еще не совсем затвердела. Двигаться приходилось осторожно, потому, что стоило ему повернуться на правый бок, как весь пот устремлялся на правую сторону сетки, кровать наклонялась, и он чуть не падал. А когда он поворачивался на левый, кровать и вовсе опрокидывалась на спинку, так что сосед снизу стучал в потолок бараньей ручкой, запах которой просачивался сквозь половицы и кружил голову Тежардену.
1 2