-- Не сыграть ли в карты? -- сказал тогда Раймон.
-- Опять вы со своими картами! -- сказала Гарамюш.
Ей явно хотелось чего-то.
-- Оставьте нас в покое! -- сказал Жак.
-- Во времена инквизиции, -- сказала Коринна, -- им, чтобы
развязать язык, прижигали ноги. Раскаленным докрасна железом
или еще чем-нибудь. А еще, им выдирали ногти или выкалывали
глаза. Им...
-- Ага, -- сказал Брис. -- Вот и нашли чем заняться.
Они встали все вместе, кроме Сатурна Ламийского. Громко и
сипло завывая, поезд въезжал в туннель, шумно спотыкаясь на
неровном щебне.
Когда он выбрался из туннеля наружу, Коринна и Гарамюш
сидели около окна лицом друг к другу. Рядом с Сатурном
Ламийским очутился Раймон. Между ним и Коринной было свободное
место. Напротив Сатурна сидел Жак, потом Брис, свободное место
и Гарамюш.
На коленях Бриса виднелся маленький, новехонький
чемоданчик из желтой кожи, его ручка крепилась при помощи
блестящих никелированных колец, а инициалы на нем гласили, что
он принадлежит кому-то другому, кого тоже зовут Брис, но в чьем
имени П удвоенно.
-- Вы до Херострова? -- сказал Жак.
Он обращался прямо к Сатурну Ламийскому. Глаза того были
закрыты; он дышал тихонько, чтобы не проснуться.
Раймон вновь надел очки. Это был большой и сильный
мужчина, в массивных очках и с пробором сбоку, волосы его
слегка растрепались.
-- Что будем делать? -- сказал он.
-- Начнем с пальцев ног, -- сказал Брис.
Он открыл свой желтый чемоданчик.
-- Нужно снять с него туфли, -- предложила Коринна.
-- По-моему, лучше его по-китайски, -- сказала Гарамюш.
Она замолчала и покраснела, потому что все с негодованием
на нее уставились.
-- Хватит! -- сказал Жак.
-- Черт подери! Во бляха! -- сказал Брис.
-- Вы выходите за рамки, -- сказала Коринна.
-- А как это, по-китайски? -- сказал Раймон.
На этот раз воцарилась и в самом деле гробовая тишина, тем
более что поезд теперь катил по участку пути, уложенному на
каучуковую насыпь, ее недавно возвели между Комсодерьметровым и
Смогогольцом.
Это и разбудило Сатурна Ламийского. Его прекрасные
каштановые глаза вдруг раскрылись, и он натянул на колени
сползший с них плед. А потом опять закрыл глаза и, казалось,
вновь погрузился в сон.
Под громкий хруст тормозов Раймон покраснел как рак и
более не настаивал на своем вопросе. Гарамюш ворчала что-то в
своем углу; посмотрев, достаточно ли накрашены ее губы, она
вынула губную помаду и украдкой несколько раз быстро подвигала
ею туда-сюда внутри облатки, чтобы Раймон сообразил. Тот стал
еще пунцовее.
Брис и Жак склонились над чемоданчиком, а Коринна
брезгливо разглядывала Гарамюш.
-- Начнем с ног, -- сказал Жак. -- Снимите-ка с него
туфли, -- подсказал он Раймону.
Тот, в счастье, что может быть полезен, опустился рядом с
Сатурном Ламийским на колени и попытался развязать его шнурки,
но те, завидев его приближение, зашипели и стали извиваться во
все стороны. Не преуспев, он плюнул на них, как разъяренный
кот.
-- Ну давайте же, -- сказал Брис. -- Вы нас задерживаете.
-- Я стараюсь, как могу, -- сказал Раймон. -- Но их не
развязать.
-- Держите, -- сказал Брис.
Он протянул Раймону крохотные, ослепительно блестящие
кусачки. С их помощью Раймон взрезал кожу туфель вокруг
шнурков, не повредив их; завершив операцию, он намотал
полоненные шнурки себе на пальцы.
-- Ну вот, -- сказал Брис. -- Осталось снять с него обувь.
Это взял на себя Жак. Сатурн Ламийский по-прежнему спал.
Жак закинул туфли в багажную сетку.
-- Не оставить ли на нем носки? -- предложила Коринна. --
Они помогут сохранить тепло и попадут в рану. Если повезет, это
вызовет заражение.
-- Прекрасная мысль, -- сказал Жак.
-- Угу! -- сказал Брис.
Раймон уселся рядом с Сатурном и принялся заигрывать со
шнурками.
Брис вынул из чемоданчика прелестную миниатюрную паяльную
лампу и бутылочку, из которой налил в лампу бензина. Жак
чиркнул спичкой. Красивое желто-голубое с дымком пламя
поднялось и опалило ресницы Бриса, тот в ответ разразился
бранью.
В этот миг Сатурн Ламийский открыл глаза, но тут же закрыл
их снова. Его ухоженные руки покоились поверх пледа, а длинные
пальцы переплетались столь сложным образом, что у Раймона,
после того как он минут пять пытался в этом разобраться,
разболелась голова.
Коринна открыла свою сумочку и вынула оттуда расческу. Она
поправила прическу перед окном, благодаря черному ночному фону
в него прекрасно можно было глядеться. Снаружи ветер свистел по
степи, и волки, чтобы согреться, носились как угорелые. Поезд
обогнал одинокого путешественника-веселопедиста, который из
последних сил крутил педали над гладью степных песков. Уже
недалеко был Братскипродольск. Точно такая же степь тянулась до
самого Горнопятщика в двух с половиной-другой верстах от
Бранчочарновни. Вообще-то никто не мог выговорить названий этих
городишек, и в привычку вошло называть их просто Урвилль,
Макон, Лепюи и Сент-Машин.
Грубо харкая, заработала паяльная лампа, и Брису пришлось
повозиться с регулирующей иглой, чтобы добиться скромного
язычка голубого пламени. Он передал лампу Раймону и положил
желтый чемоданчик на пол.
-- Ну что, последняя попытка? -- предложил Раймон.
-- Да, -- сказал Жак.
Он нагнулся к Сатурну:
-- Вам до самого Херострова?
Сатурн открыл один глаз и тут же его закрыл.
-- Сволочь!
1 2 3